Хитиновый мир (СИ) - Брыков Павел - Страница 30

Не дождавшись возражений, Артём продолжил:

— Не удержусь, скажу свое мнение об этой истории. Я бы вот на что обратил внимание. Сумел ли я донести отрыв главного героя от своей Родины. Он рос, воспитывался в Советском Союзе и не принял Россию девяностых — уехал. Выживал, как мог. Нашел новую семью, друзей — собратьев по оружию, с которыми делил окоп и кланялся одним и тем же пулям и снарядам. Потом мир стал меняться, Россия обрастала мышцами. Первая чеченская провальная, вторая победная. Сытые двухтысячные. Россияне из нищих превратились в состоятельных, путешествующих по миру, безудержно сорящих деньгами на зависть инородцам. Потом мы начали огрызаться. Присутствие российских спецслужб в районах работы «Синджала» стало заметнее, и Мартин просто испугался. Он жил в своем понятном ему мирке и не хотел, чтобы о его тайном ремесле стало известно на Родине. Зачем ему проблемы? Но ещё меньше он хотел погибнуть в бою от русской пули. А к этому всё и шло, ведь «Синджал» много лет воевал против Асада. Поэтому дядя Асхад не имел особых претензий к Мартину. Уж он-то, древний вояка, лучше всех понимал, каково это схлестнуться с нашими ребятами в бою. Но мне кажется, дядя Асхад смог переиграть Дениса, используя в первую очередь тщеславие нашего героя.

Когда Мартин считал, что он чего-то заслуживает, то обязательно это получал, какова бы ни была цена. Он рисковал собственной жизнью, чтобы ограбить главного командира в нигерийском лагере, где сидел заложником. И девушку считал своей собственностью. Рабыней. Если бы он её отпустил, когда ему намекнули, чья она дочь, то ничего бы не было. Уверен — именно Файза стала окончательной проверкой и вырванной чекой, после которой прогремел взрыв. Страсть или слабость, гордыня или желание обладать чем-то истинно ценным. Я не знаю, что стало основным на пути его падения, но что произошло, то произошло. Его раскрыли, принудили к предательству и он… думаю, выполнит то, что от него просят. Ведь я очень ясно вижу, как Мартин поздно ночью стоит один в пустой кухне и смотрит на плакат Родченко. А рамка висит ровно. И вижу прямо как сейчас, как словно это все перед глазами… эти четыре черных экрана… Он не хочет знать, что натворил, к чему стал причастен.

— Подожди, — сказала Лера. — Но ты же говорил, что это может случиться через месяц или год? А вдруг есть надежда?

— На что?

— Ну, если вся твоя история правдива, значит, мы скоро поймем, какое преступление совершил этот Мартин. Думаю, нечто заметное.

Олег засмеялся.

— Лера, это рассказ. Это вымысел! Артём — писатель. К нему приходят сюжеты, герои со своими характерами, слабостями и достоинствами. Очередность сцен, сюжетных поворотов идет повинуясь художественным законам. Артём только создает фигуры и расставляет их по местам, а дальше включается логика внутреннего мира и совести рассказчика. Надо уметь различать вымысел и правду.

Артём нервно дернул плечами и тихо возразил:

— Можешь смеяться, но я верю, что большинство моих рассказов правдивы. Я не умею предугадывать цифры для лотереек, все, что касается меня самого — сокрыто, но вот судьбы чужих людей… я вижу отчетливо. Как вот сейчас я почему-то вижу перед собой… старуху с буграми по спине… Странно.

Артём опустил голову, прикрыл глаза и прошептал:

— Такое бывает, когда одна история отпускает и настает черед следующей… А про Дениса-Мартина нет ясности. Но он существует, и он сделает то, о чем просят. У него нет выбора… Впрочем, выбор есть всегда, и он мог бы, как вариант, просто повеситься… Вот только наш герой — совсем не герой, в прямом смысле этого слова. Хорошо, Алексей, пусть коллекцию камней получит Файза, но, а кому достанется остальное наследство? Старенькому отцу? Мартину надо искать жену, рожать детей, думать о бизнесе. Хватит, навоевался. И выбор не велик — сгинуть безвестно, перечеркнув все годы сплошного адреналина, или попытаться ценой большого греха завоевать право начать новую жизнь. Не с чистого листа, но все-таки…

Убитый встал, вытащил из кармана портмоне, медленно раскрыл — Артём видел, что в нем много денег — отсчитал десять купюр по тысяче и протянул рассказчику.

— Вот, заслужил. Классная история. Лёш, — обратился Убитый к «моряку», — дай ему из наших запасов вдогонку. Для форсирования вдохновения.

— Так все разобрали, — Леша пожал плечами. — Гашик только остался.

— Пробовал когда-нибудь?

Артём не сразу догадался, о чем речь, а когда понял, хотел отказаться, но… после разговора с тем странным стариком…

— Нет, такое никогда.

«Моряк» порылся в накладном кармане брюк и достал небольшой полиэтиленовый пакетик.

— Бери, не пожалеешь.

Расстилая старые одеяла поверх матов, Артём думал: «Ярмарочный медведь отплясал, получил свой сухарик и полез под телегу отсыпаться». Стоило ему закончить историю и всё, — магия единения с публикой исчезла. Он уже не солнце маленького театра, вокруг которого вращаются планеты — зрители, а обычная никому не видная комета, ползущая в космической пустоте по странной траектории.

Артём ненавидел подобные минуты. Но досадней всего то, что его жизнь была соткана из вот таких неловких и обидных моментов. Даже те свои поступки, которые он мог назвать правильными или хорошими, часто поворачивались так, что окружающим они казались пустыми. Учился, но работал не по диплому, женился, воспитывал двух дочек, но семья растворилась, как сахар в чае — сладкая любовь к малышкам осталась, но кристаллов уже не видно. Жена и дети бросили его, уехали. Дочки маленькие и ничего не понимают. Наверное, будет у них новый папа, а ему остается только издалека сопереживать и не мешать им жить. Жить без него…

18. Преступление

Артём закрыл глаза, пытаясь заснуть. Его лежбище было возле матов, на которых спали близняшки, только ближе к двери. Свет ещё не погасили. Девочки затихли. Алексей и Убитый сидели за столом и обсуждали свои дела. Они говорили тихо, подбирая понятные только им слова, словно коробейники из позапрошлого века: «баян», «крокодил», «намастырил», «корабль»… Артём усмехнулся про себя. Если в наше время втиснуть какого-нибудь ученого из недалекого прошлого, например, из 1955 года, то расшифрует ли он современный язык? А если показать телеканал, например, «gameshow»? Там, когда велись трансляции чемпионатов, и он-то ни слова не понимал…

Артём натянул пыльное одеяло на голову и закрыл глаза — спать осталось часа три — не больше. Утром, когда пойдут первые автобусы, всех поднимут, и он поедет домой. Раньше выходные для него были, самыми что ни есть рабочими, теперь же он как все — субботы и воскресенья может проводить дома. В одиночестве. Если бы пил, наверное, было бы легче, но на водку нет денег, а бумажки, которые сейчас лежат в кармане пойдут на выплату долгов. Хорошо, если что-то останется…

А может в гости сходить к тому старику? Поспрашивать… Жаль, сумасшествием заразиться нельзя, а то бы он с радостью. Что старый говорил про себя? И про него? Она позовет? Кого он имел в виду? Уж не старуху ли с буграми по всему телу?..

…Это — радуга, облако, землетрясение, копьё под ребра, ледяной душ, наждак по сердцу, стекло по асфальту, стеклянная пыль в глазах — вот что значит явление нового мира.

Такое с Артёмом было и раньше: стоило потянуть за ниточку — образ, имя, странное слово — и за малым вдруг приходило большое, массивное, необъятное. Так к нему являются вселенные. Вспомнил про старуху, и вот… нашло, накатило, облепило все тело, дурманя разум.

Не было в новом образе и намека на старуху. Ниточкой послужил простенький вопрос. Где-то на краю подсознания вдруг во плоти предстал он, Артём, рассказывающий историю о Мартине кому-то другому, с новыми подробностями. Другие, ещё неведомые ему слушатели, спрашивают, а почему наш герой не пошел воевать дома, когда представилась такая возможность? Но Артём знал ответ — Денис-Мартин не чувствует себя обязанным своей Родине. Родина и он — это абстракции из параллельных миров, они не пересекаются. Но тут же, на противопоставлении, возник следующий образ, лишенный правдивости, сплошная выдумка: Денис — профессионал и наперекор всему по долгу сердца решил идти воевать. Что он в таком случае будет делать? Куда попадет? На чью сторону?