Год Дракона - Давыдов Вадим - Страница 48

– Что значит – проглядели?! Как можно такое проглядеть, что вы несете?!

– Ну-ну, дорогая, – весело оскалился Майзель, – не нужно так переживать. Разумеется, никто ничего не проглядел. Просто юристы получили новые бумаги и соответствующее вознаграждение. Неужели вы думаете, что эти деятели, которые шляются по презентациям, накачиваются шампанским по три тысячи долларов за бутылку, трахают манекенщиц и надувают щеки на заседаниях советов, изображая из себя гениальных предпринимателей, сами читают договоры? Если да, то вы непростительно наивны.

– Да вы... вы просто мазурик какой-то!

– Обязательно.

– А остальные?!

– Я неистощим на криминальные выдумки, пани Елена.

– И что, никто об этом не узнал?!

– Нет. Потому что те, кто должен был растрезвонить на весь свет о том, что я мошенник, тоже получили свою порцию рекомендательных писем за подписью князя Хованского. Или компромата. Или стали тяжелее на несколько десятков граммов, что вызвало у них непреодолимое желание лечь поглубже в землю.

– Дальше.

– Дальше все просто. За долги конфискуются активы, подписываются соответствующие бумаги, в совете директоров и наблюдательном совете появляются наши люди. Все. Очередной оплот империализма у нас в кармане. Разумеется, без поддержки и одобрения нашего обожаемого монарха было бы куда проблематичнее. А так... Воевать с нами – занятие ох, какое небезопасное. А все хотят жить и заниматься любовью, дорогая.

Кроме тебя, похоже, подумала Елена. Но озвучивать эту мысль не стала.

– Ну, допустим. А потом?

– Потом концерн начал вдруг платить налоги – и у нас, и в Америке, и в Германии, и в Индии – и снизил в разы дивиденды по акциям. А потом сократил в разы цены на конечную продукцию. Что, разумеется, вызвало биржевую панику. Возникла цепная реакция, в ходе которой мы взяли под свой контроль то, что считали нужным, укрепили крону и посадили своих людей в исполкоме ВТО. Ну, это так, в общих чертах, пунктиром. На самом деле, вы же понимаете, все было совсем не так легко, быстро и просто.

– Да уж, – Елена вздохнула. – Вы, оказывается, страстный поклонник Тобина [52] . Вот уж никогда бы не подумала!

– Проблема мистера Тобина в том, что он не предложил никакой схемы реализации своей чудесной идеи. Доверить ее реализацию существующим правительствам и благотворительным организациям – это анекдот, причем не смешной, а похабный. А мы создали структуру, которая этим занимается весьма успешно.

– Пока что вы успешно всех подмяли под себя. И устроили империю в Африке. И...

– Нужно опереться на что-то, пани Елена. Нельзя работать в воздухе. И у нас есть приоритетные направления. Мы не можем успеть везде. К сожалению. Наша стратегия – это поддержка наших сукиных сынов, охрана и поддержка христианских миссий. Этим занимается государство. А мы добываем на это деньги. Все просто, пани Елена.

– Да. Куда уж проще!

– Дорогая, другой схемы – эффективной схемы, я имею в виду – просто не существует. Если бы это было не так, мне было бы уже известно об этом. Теперь вы понимаете, как и почему мне часто мешает ваша хваленая свобода слова?

– А то, что вы здесь, в Чехии, устроили?!

– А что такого ужасного мы устроили? Мы вообще не вмешиваемся в местное самоуправление, мелкий и средний бизнес занят своим делом. Это вам не нравится наша внешняя политика. А мы ее не собираемся никому продавать. Это не конфетка. Во всех смыслах. Но результат... Результат все скоро увидят. Совсем скоро, пани Елена, поверьте, – и Майзель опять продемонстрировал ей свою драконью улыбочку.

– Но вы сами – корпорация!

– Мы имеем форму корпорации. Потому что эта форма эффективна. Но мы – никакая не корпорация. Мы – инструмент перераспределения излишков и применения этих излишков для достижения нашей цели. А форма... Законы термодинамики никто не отменял, дорогая. Мы сделаем это первыми.

– Ну конечно. Робин Гуд на новом историческом этапе.

– На самом деле он был вовсе никакой не бедный рыцарь, а цирюльник Ричарда Львиное Сердце, и звали его Рафа Гудкин, родом с Подольщины, там тоже такие леса...

– Мое чувство юмора, видимо, не столь безгранично, как ваше, пан Данек.

– Вы обиделись? – встревожился Майзель.

Ей даже показалось, что он как-то уж слишком встревожился, но Елена прогнала от себя это ощущение:

– Нет. Но эта шутка – если это шутка – отдает таким густопсовым юдофобством, что мне это неприятно.

– Это в первом приближении. А во втором... Я надеюсь, вы это поймете когда-нибудь. Извините. Я вас перебил.

– Меня невозможно сбить, если я не поддамся.

– Я понимаю корни вашей иронии, пани Елена. Гораздо лучше, чем вы думаете. Только я все равно приду к намеченной цели, потому что я к ней приду.

– И какова же эта цель?

– Пани Елена?!

– Ничего-ничего. Повторение – мать учения. Для того, чтобы заставить меня поверить в вашу искренность, вам предстоит попотеть, дорогой пан Данек.

Он посмотрел на Елену, усмехнулся.

– Моя цель очень просто формулируется, пани Елена. Я хочу, чтобы моя цивилизация была повсюду. Не только в Европе и Северной Америке, – везде. Чтобы поезда и автобусы ходили каждые пятнадцать минут в самые забытые Богом уголки. Чтобы у всех было много чистой воды, здоровой и вкусной пищи, дешевого электричества, доступной связи и свободного времени для души и любви. Чтобы все дети были желанны и любимы. Чтобы на каждые десять семей было по доктору и учителю. Чтобы люди прекратили убивать друг друга из-за пустяков. И чтобы тех, кто этого не хочет, – или хочет не для всех, – считали преступниками и поступали с ними соответствующим образом.

– И для того, чтобы воплотить эту прекрасную мечту в действительность, вы убиваете и разбойничаете, занимаетесь подлогами, финансовыми махинациями, рассылаете во все концы света войска?!

– Да. Обязательно. Именно для того. Потому что был момент, когда наша цивилизация утратила один из важнейших своих качеств – желание расширяться. И вместо того, чтобы нести свет, решила рубить капусту, ведь так проще и на самом деле выгоднее. А ее интеллектуальная элита выдохлась и успокоилась. И обратила свой взгляд внутрь себя. Взгляд на себя – это очень важно, но без экспансии нет жизни. Это как человек: перестал ходить, лег на диван и отвернулся к стенке, – и умер через две недели. Оборона – смерть восстания, пани Елена. А мы – мы всего лишь передовой отряд нашей цивилизации.

Печально улыбаясь, Елена посмотрела на него, покачала головой.

– Вы хотите сказать, что, учредив империю в Африке и усадив на трон этого кровавого деспота Квамбингу, вы...

– Кровавый деспот, – Майзель захохотал. Елена вынуждена была остановиться, пережидая его веселье. Оно оборвалось так же неожиданно, как и началось: – Этот, как вы его назвали, кровавый деспот покончил с коррупцией в стране, где тридцать лет – тридцать лет, дорогая, вы только вдумайтесь в эту цифру! – шла гражданская и племенная бойня. И страна рванула так, что...

– Куда бы она рванула без вашего контроля и финансовых вливаний?!

– Мы всего лишь поддержали его, политически и материально. Я же не виноват, что человеческий материал, доставшийся Квамбинге, замечательно поет и пляшет, но слабо приспособлен к производственно-хозяйственной деятельности. А теперь... Впрочем, у вас будет возможность лично во всем убедиться.

– Ну, хорошо. Предположим на минутку, что это так. Только предположим, повторяю. Как соотносится с вашими декларациями о всеобщем благе торговля оружием? Причем с такими режимами, от преступлений которых просто волосы на голове встают дыбом? Это ведь вы контролируете американские и не только американские компании, которые торгуют оружием на десятки миллиардов долларов ежегодно?

– Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда, – по-русски продекламировал Майзель. Елена нахмурилась от неожиданности. И это он знает, подумать только! А Майзель продолжил по-чешски: – Дорогая, у меня нет для вас других людей. Приходится иметь дело с весьма посредственным человеческим материалом. Погодите, мы сейчас доберемся до сути. Торговля оружием – замечательный инструмент. Приносит просто чертову уйму денег. А совсем смешно становится, когда в направляющийся к покупателю транспорт с танками и установками залпового огня влетает ракета, кстати, совершенно ниоткуда, и несколько сотен миллионов долларов, жалобно булькнув, идут ко дну. Или он случайно заходит в Страндхук или Луамбу, чтобы поправить здоровье экипажа и пополнить запасы, а там его – интернируют.

52

Джеймс Тобин – лауреат Нобелевской премии по экономике, предложивший ввести специальный налог на биржевые и финансовые спекуляции и пускать вырученные средства на борьбу с голодом и нищетой.