Полковник Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 37

Что же произошло? Почему так все вокруг оживились? Потому что Максим ударил в ту единственную точку, от толчка по которой лопается бронированное стекло.

Война затянулась.

Война захлебывалась в крови.

Война падала от усталости, застревая в дорожной грязи.

И Италия не выглядела в ней победителем. Скорее напротив — проигравшим. И люди это видели, чувствовали, понимали. Как бы газеты не старались. Люди не так глупы, как иной раз считают власти. Да, формально итальянские войска были на территории Франции. Но стратегическая задумка не удалась. Франция удержала фронт. А Россия надавила с востока так, что Германия затрещала от натуги и только чудом устояла. И все в любой момент могло обрушиться с самыми мрачными для Италии последствиями. Ведь навязчивые разговоры о том, что нужно было выбирать других союзников пошли еще в 1915 году, сразу после того, как австро-итальянские войска были остановлены французами.

И тут Максим взял и дал людям надежду. Да какую надежду! Натуральную уверенность в том, что их ожидаемое поражение превращается в верную победу. Кто-то пытался говорить, что Италия предала своих союзников. Но ему сразу затыкали рот. Основным массам населения это было не интересно. Люди уже смаковали будущую победу и прирост Италии Рецией, Нориком, Паннонией и Далмацией, что расширяло территорию державы на треть, если не больше. Да не абы каких земель, а плодородных и близкорасположенных. А не тех «бессмысленных песков», которые пообещали в Вене, вкупе с небольшими пограничными владениями на границе с Францией. Притом горными.

В общем — людям понравилось.

А еще им понравилось, что Меншиков дал им простое и понятное объяснение всех их бед. Кто виноват? Дурной монарх. Что делать? Менять его. Ибо только тот монарх, что осенен божественным благословлением, способен привести свой народ к процветанию. Виктор Эммануэль, конечно, был против. Но кому было важно его мнение в текущей обстановке? Да и что реально он мог сделать? Он ведь боялся Максима. До жути. До дрожи в коленях. А народ ликовал при его виде! Ему было по душе то, что произошло. Никому не нравится проигрывать. А тут еще и старинные проблемы с Австро-Венгрией смешались с довольно пренебрежительным отношением союзников к Италии. Это было слишком отчетливо и ярко. Слишком выпукло. Поэтому Максима встречали овациями, криками, цветами и музыкой. Как и Лейб-гвардии Механизированный полк Российской Императорской армии, отмытый от дорожной пыли, чуть подкрашенный и немного приведенный в порядок.

Получалось что-то вроде древнеримского триумфа. Поэтому, не удержавшись, Максим встал и во всю глотку заорал:

— Gloria All'Impero Romano!

И толпа, подхватив его слова, взревела еще сильнее. А Меншиков, довольный собой, сел обратно. Все-таки стоя ехать в автомобиле удовольствие ниже среднего. Тем более в таком автомобиле с его весьма несовершенной подвеской.

— Что вы задумали? — Осторожно спросил Вильгельм на немецком, повышая голос дабы перекричать толпу. — Максим, я вас совершенно не понимаю. Иной раз мне кажется, что вы сошли с ума.

— Так и есть, — усмехнувшись, ответил наш герой. — Мне тоже так иногда кажется. Но раскрывать свои планы не вижу смысла. Если вы, находясь подле меня, не может их разгадать, то представьте, какие дивные мысли лезут в голову сотрудников вашего Генерального штаба?

— Они более опытны в этих делах.

— Надеюсь, иначе будет скучно.

— Скучно? — Удивился Вильгельм.

Максим ему ничего не ответил. Да и вообще он не был склонен продолжать этот разговор. Потому что они уже въехали на Марсово поле и осталось совсем немного до широкой лестницы, ведущей на Капитоллийский холм.

Именно здесь, на площади Кампидольо, возле статуи Марка Аврелия он собирался совершить очень важное и страшное святотатство, дабы продолжить линию мистификации. Здесь его уже ждал бык. Живой. Обычный бык, достаточно красивой окраски.

Наш герой вышел из автомобиля и в сопровождении разномастной толпы пошел наверх — по лестнице. Журналисты. Какие-то общественные деятели. Представители администрации. Даже парочка священников где-то на периферии мелькала, но к нему они не совались. Ну и, само собой, бойцы. Его бойцы. Максим знал про нападение и похищение командира штурмовиков. Об этом весь полк знал. Поэтому внимание к собственной безопасности был повышен всюду. Особенно в отношении командира. Но каждый раз, когда он думал об этом, начала смаковать то, как пленный командир штурмовиков вынесет мозг немцам на тему всякого рода мистики. Они, наверняка уже кое-что знают. Теперь же им вообще захорошеет. Простые ответы на сложные вопросы… они такие заманчивые… именно ими выстлана настоящая дорога в ад…

— Друзья! — Начал Максим вещать по-французски, когда подошел к быку почту вплотную. — Мы здесь сегодня собрались, чтобы воздать должное высшим силам, что дали шанс итальянскому народу вновь стать великим. Мы здесь сегодня собрались, чтобы воздать должное древним, сотворившим этот славный город. Мы здесь сегодня собрались, чтобы объединить прошлое с будущим… явь с навью и жизнь со смертью…

С этими словами он выхватил подвешенную по случаю шашку и со всей дури рубанул на шее быка. Прямо сходу, так как шашку надлежало навешивать лезвием вверх. Поэтому удар пошел сразу, снизу-вверх. Он не стремился перерубить всю шею. Нет. Хребет животного очень крепкий. Поэтому он бил так, чтобы его удар достиг сонной артерии.

Удар. Протяжный стон ошалевшего быка. И фонтант крови, бьющий прямо в лицо Максиму, обдавая его с головы до ног.

Бык покачнулся.

Повел головой из стороны в сторону. Уперся в веревку, которой был привязан к основанию статуи. Еще раз покачнулся. И осел на передние ноги. Попытался встать. Получилось. Но почти сразу снова осел. Теперь уже полностью — на все четыре ноги. И несколько секунд спустя, завалился на бок, подергиваясь в судорогах. Слишком быстро уходит жизнь, при рассечении сонной артерии.

Удивительно тихая и спокойная смерть. Наш герой рисковал. И сильно. Раньше ему быков забивать не приходилось. И все его знания носили строго теоретический характер. Он мог промахнуться. Он мог не прорубить мягкие ткани. А бык мог пуститься «в пляс», так как хоть голова его и была более-менее зафиксирована, то ноги — нет.

Но в этом, наверное, и заключался весь сакральный смысл жертвоприношения, которое, одновременно с тем несло и некую порицательную нагрузку. Как пойдет дело? Примут ли высшие силы подношение? Или «взбрыкнут». Во всяком случае, именно такой подход частенько применяется и в XXI веке в тех же церквях, где прихожане с замиранием сердца следят за тем, как разгорается огонек их свечи. Не потухнет ли? Не затрещит ли? Вот и тут так.

В гробовой тишине совершенно ошарашенных людей, оказавшихся неготовых к такому поступку, он вложил окровавленную шашку в ножны, отстегнул их и аккуратно положил на шею уже затихшему животного, из шеи которого, впрочем, продолжала едва заметно пульсируя вытекать кровь. Он приносил ее в дар высшим силам, каким бы они ни были, вместе с жизнью быка.

После он развернулся и встретился взглядом с Виктором Эммануэлем, отпрянувшим и начавшим лихорадочно креститься. Все-таки Меншиков выглядел жутковато, облитый кровью с головы до ног. А глаза как сверкали! Ух! А вот Вильгельм не отшатнулся.

— Вы страшный человек, — тихо произнес он.

Максим подошел к нему вплотную. Внимательно посмотрел в глаза. И также тихо ответил:

— Вы сожгли в топке этой войны миллионы людей, лишив их жизни. Вы искалечили под пулеметами и пушками будущее целого поколения, наводнив тылы ранеными и калеками. Вы обрекли на голод и страдания десятки страны… бесчисленное множество женщин, детей, стариков… Но страшный человек я? Не лгите хотя бы себе.

— Эту войну развязал не я один! — Воскликнул уязвленный Вильгельм.

— Эта война была интересна многим влиятельным лицам. Но вы — капитан своего корабля. А значит несете всю полноту ответственности за то, что на его борту творится. Если бы вы не поддержали этого престарелого психопата, то ничего бы не было. Но нет. Вы рвались в бой и старались ухватиться за любой повод. И ради чего? Столько крови ради несколько клочков земли в пустыни? Или это просто предлог для того, чтобы потешить ваше самолюбие?