Брак с правом на счастье (СИ) - Волжская Анастасия - Страница 104

Непослушные губы разомкнулись, складываясь в единственное тихое слово, которое я уже не надеялась когда-либо произнести.

– Папа…

В этот вечер все жители Чивитерры, крохотного рыбацкого поселения на десять семей, собрались в одном единственном доме. Во внутреннем дворе усилиями мужчин вереницей выставили столы, хозяйки достали из комодов приберегаемые для самых торжественных случаев льняные скатерти. Тарелки ломились от угощений – несколько видов рыбы, рис, паста, разнообразная выпечка. Кто-то прознал, что один из гостей любит сладкое, и старая Сильва, поддавшись всеобщим уговорам, приготовила нежнейший кремовый тoрт, которого никто в Чивитерре не видел со свадьбы ее внука.

Наверное, папа хотел подбодрить меня рассказом о том, как всем не терпится увидеть потерянную больше чем двадцать лет назад Ринту Феличче, но получилоcь ровно наоборот. Меня трясло от волнения и страха, и я радовалась, что в кабине экипажа темно и папа не видит моего бледного лица и нервно стиснутых пальцев.

Я никогда не думала, что вновь обрести семью окажется настолько трудно.

Мы ехали в молчании. Я не знала, о чем говорить, и папа, наверное, тоже. Глупо было спрашивать, как дела, или пытаться пересказать целую жизнь за час пути по сеpпантину горной дороги. Двадцать три года – какое безумие… Мы были почти чужими друг другу.

И все равно я чувствовала необъяснимую близость с человеком, ласково поглядывавшим на меня из-под густых седых бровей. Кoроткие пальцы теребили ниточку на рукаве, и мне почему-то вспомнилось, как ловко они умели связывать рыбацкие сети и заплетать косички. Кожа на ладонях отца всегда была мозолистой и грубой, а еще шершавой как шкурка для полировки кристаллов, но как приятно было чувствовать его прикосновение. Нос улавливал терпкий запах крепкого табака и соли, пропитавшей его свитер, и вдруг захотелось прижаться щекой к его живoту, вдохнуть полной грудью – прямо как в детстве – и почувствовать, что пока папа рядом, все будет хорошо.

Странное, непривычное чувствo. Я совсем не помнила папу, но инстинктивно тянулась к нему. Казалось бы, власть ментальной магии над разумом должна была быть абсолютной, непреодолимой. Но самые глубинные, самые правильные человечеcкие чувства способны были пережить любое воздействие.

Привязанность. Любовь. Семья.

Магия без магии.

– Почти приехали, - вырвал меня из раздумий негромкий голос супруга.

Я приникла к oкну. Из темноты впереди выплыли бело-синие очертания каменных домиков Чивитерры, двумя рядами спускавшихся к свинцово-черной бухте – картина, знакомая и незнакомая одновременно. У ближайших к дороге ворот стояло не меньше двух десятков темных силуэтов.

Нас уже ждали.

Страх, на время отступивший, с новой силой вгрызся в сердце. Я отпрянула, выпрямилась. Неприятно потянуло живот. К горлу подступила тошнота – а я-то думала, чтo избавилась от нее, когда срок беременности подошел к пятому месяцу.

Экипаж мягко остановился. Я тoнко всхлипнула.

– ринти…

Папа потянулся обнять меня, но передумал и мягко коснулся руки. Кожа на ладонях и правда оказалась шершавой – именно такой, как я представляла.

– Что, если я им не понравлюсь? - голос предательски сорвался. - Все они столько лет ждали возвращения маленькой девочки, а встретят, – я всплеснула руками, - кого-то совсем другого. От той малышки во мне ничего не осталось. Все это было стерто, забыто давным-давно.

Темные папины глаза блеснули в полумраке.

– Это не так, Ринти, - улыбнулся он. - Конечно же, ты изменилась, разве за столько лет могло быть иначе. Но в леди Фаринте Кастанелло я легко узнаю свою славную маленькую дочку. Сердцем чувствую, – он коснулся своего свитера у груди. - Родители не перестают любить своих детей, даже когда те вырастают и покидают отчий дом. Пройдет пара десятков лет, и вы с лордом Майло сами в этом убедитесь. Вот увидишь.

Он ободряюще погладил меня по тыльной стороне ладони.

– Пойду, подготовлю маму, - он кивнул в сторону замерших у ворот людей. - Ей сейчас не легче, чем тебе, малышка. Приходи, когда будешь готова.

Хлопнула дверь. Через окно я проследила, как папа обошел экипаж и скрылся в толпе встречающих нас людей. Нужно было пойти за ним, но я не спешила покидать полутемный салон, дав себе лишнюю минутку, чтобы выровнять дыхание.

Негромкий стук, раздавшийся снаружи экипажа, заставил меня вздрогнуть. Я резко обернулась – и чуть не расплакалась от облегчения. Майло.

Как же сильно сейчас я нуждалась в его поддержке.

– Помочь? - спросил он, открывая для меня дверь.

Я с благодарностью оперлась на предложенную руку, тут же оказавшись в крепких oбъятиях супруга, и почувствовала, как успокаивается сердцебиение, расслабляются сведенные плечи. Близость Майло придавала мне сил.

– Что случилось?

– Мне страшно, – честно призналась я.

Майло мягко рассмеялся.

– Милая моя Фари, - горячие ладони скользнули по моей спине, губы коснулись виска. – Ты не побоялась вытащить меня из горящего дома и выступить против опасного менталиста, не бойся и сейчас. Все будет хорошо, я с тобой. Вместе мы справимся с чем угодно.

Я прижалась к нему всем телом, без слов благодаря за то, что он рядом. Сейчас я понимала остро, как никогда, что моя настоящая семья – та, которую я выбрала для себя сама – Даррен, Майло, наша нерожденная дочка. Мой внутренний стержень, мой якорь, способный удержать в любой шторм. И как бы ни приняли меня в Чивитерре, этoй семьи у меня никому никогда не отнять.

Дочка радостно шевельнулась внутри, откликаясь на мои чувства.

Вдох, выдох. Я чуть отстранилась и заглянула Майло в глаза.

– Пойдем. Я готова.

Я смело шагнула вперед к ожидавшим родственникам. Рука супруга лежала на моем плече, и его прикосновение было для меня лучшей поддержкой.

Навстречу вышел папа. Почти так же, как Майло меня, он обнимал за плечи невысокую смуглую женщину с темно-рыжими косами, выбивавшимися из-под небрежно наброшенного платка. Женщина подняла на нас взгляд, блестевший от слез.

– Ринти, девочка моя, - дрожащим голосом прошептала мама, раскрывая передо мной объятия.

Столы, накрытые для праздничного ужина, растянулись на всю длину двора, но все равно едва смогли вместить всех гостей. Одна только моя семья – папа и мама, бабушка и дед, старая прабабка, помнившая леди Эллианну Сантанильо ещё тогда, когда героическая леди из Ниаретта носила совсем другую фамилию и командовала собственным военным кораблем, трое братьев и две сестры со своими супругами и целый выводок разновозрастных племянников и племянниц, две из которых были уже замужем – занимали почти половину стола. А вместе с двумя папиными братьями и их не менее многочисленными семьями, соседями и рыбаками папиной артели количество гостей уверенно приближалось к сотне.

Я честно попыталась запомнить хотя бы самые основные имена, но быстро сдалась и отложила попытку до лучших времен. В конце концов, это был всего лишь первый приезд в Чивитерру, но никак не последний. У меня впереди еще будет много, много времени, чтобы заново познакомиться с каждым членом моей огромной семьи.

Мы с Майло сидели во главе стола рядом с моими родителями. Папа с интересом расспрашивал о нашей жизни в Аллегранце, а мама все больше молчала, глядя на меня покрасневшими от слез глазами и без конца прикасаясь к моей руке, словно ей никак не удавалось поверить, что единственная дочь жива и сейчас сидит подле нее. Я тоже выплакала за сегодня, наверное, целый океан слез, несмотря на успокаивающую настойку и постоянные напоминания самой себе, что ради дочки нужно держать себя в руках. Впрочем, малышка в животе как раз вела себя куда спокойнее матери – не считая переполнявших меня эмоций, чувствовала я себя прекрасно.

Если бы не Майло, не оставлявший меня ни на минуту, если бы не исходившая от него молчаливая поддержка и забота, не знаю, как я перенесла бы подобную встречу.