Правда - в молчании призраков (СИ) - Арефьева Наталия - Страница 15

— Нет, но могут заметить случайно и тогда обязательно расскажут маме.

Черным ходом мы почти не пользовались, и символ я вспомнила только со второго раза. Но уже через пару минут мы вошли в дом и закрыли за собой дверь.

Я, не задерживаясь, повела Макса по коридору к подвалу. Мы спустились вниз и, уже на последней ступеньке, я остановилась, пропуская Макса вперед. Он сделал несколько шагов и, остановившись, присвистнул. Ну да, подвал немаленький и, чтобы что-то здесь найти, времени нужно много.

— Что именно мы ищем? — спросила, проходя вперед и, сделав приглашающий жест.

— Пока не знаю, — покачал головой Макс, — узнаем, когда найдем.

— Откуда начнем? — спросила, осматриваясь и пытаясь понять, с какого угла в этом упорядоченном хаосе начинать поиски непонятно чего.

— Куда именно твоя мама убрала те фотографии?

— Не знаю, я ушла раньше.

— Хорошо, а где они лежали?

— Здесь, — я указала на старый письменный стол у противоположной стены.

— Оттуда я и начну, а ты начинай с дальнего угла. Найдешь что-то необычное, говори мне, — сказал он и решительно направился к столу.

Я пожала плечами и пошла в дальний от входа угол. Там не оказалось ничего интересного, старые книги, убранные сюда из домашней библиотеки. В основном художественная литература, вытесненная научными трудами.

Вспомнив, что не так давно в одной из книг в своей комнате, среди страниц, я нашла записи с описаниями видений, еще со школьных времен, я решила пролистать каждую книгу.

Записи я делала потому, что некоторые видения мне просто стыдно было описывать родителям, и я подумала, что если переносить их на бумагу, это будет иметь такой же эффект, как если бы я кому-то рассказала. Эффекта это не возымело, призраки не желали, чтобы их смерть была просто описана на бумаге, они хотели, чтобы я об этом говорила. Еще несколько раз я все же делала записи из чистого упрямства, но о каждом из них мне все-таки пришлось рассказать вслух.

Больше я не пыталась обмануть свой дар, а записи сохранились по чистой случайности — я просто о них забыла.

Вряд ли, конечно, в старых романах и детективах обнаружится что-то важное, но проверить стоило. Интересно, зачем мама их оставила? Может, собиралась отнести в библиотеку? Но в таком случае, стоило разобрать их, хотя бы сложить в аккуратные стопки. Однако угол этот находился в таком же беспорядке, как и в тот день, когда мама якобы убиралась здесь. Я перестала перебирать страницы и замерла. Потом внимательно осмотрела все полки и несколько столов, коробки в углах и сказала вслух:

— Здесь ничего не изменилось.

— Что? — не понял Макс.

— В тот день, когда я нашла фото, мама убиралась в подвале, хотела выкинуть ненужный хлам, но подвал сейчас выглядит точно так же, здесь ничего не изменилось, — я еще раз внимательно посмотрела вокруг, — ну, разве что кое-какие коробки стоят не на своих местах. Она не убиралась здесь.

— Она что-то искала, — подхватил Макс.

— Интересно только, что. И нашла ли?

— Может, это и не имеет отношение к делу, — спокойно сказал Макс, возвращаясь к разбору бумаг на столе, — мало ли что она могла здесь искать. Насколько я понимаю, в этом подвале пылится память не одного поколения вашей семьи?

— И даже не двух. Но если она не стала говорить, что что-то ищет, значит, точно что-то скрывает, — уверенно сказала я.

Макс ничего не ответил. Я уже хотела вернуться к книгам, но тут заметила в другом углу ширму, самую обычную раздвижную ширму. Она была до того старая, что ткань уже выцвела и, покрытая пылью, сливалась с серыми стенами помещения. К слову, она была раздвинута. Мне стало интересно и, сложив ее, я обнаружила за ней небольшой шкаф. Такой же старинный, как и все остальные вещи здесь.

Не раздумывая, открыла дверцы и принялась осматривать его внутренности. Это оказалось что-то вроде секретера, много полок и ящичков, в каждом из которых что-то лежало. И я стала внимательно просматривать содержимое этой рухляди.

В какой-то момент меня прервал голос Макса:

— Марисана?

— Что? — не поняла я.

— Тебя зовут Марисана? — повторил он, сделав ударение на первую часть имени.

— А что тебя удивляет? — с вызовом спросила я, и даже отвлеклась от своего занятия. В руках Макс держал старую школьную тетрадь, похоже, именно в ней он прочел мое имя.

— Ничего, — он пожал плечами, улыбаясь, — я думал, Сана — это полное имя.

Я понимала, о чем он — именем Марисана детей не называли уже пару сотен лет, если не больше.

— Как видишь, нет, — успокоившись, я отвернулась обратно к секретеру, — моя мама большая поклонница Марисаны Эдберт.

— Марисаны Эдберт? Основательницы Академии госслужбы?

Примечательная во всех отношениях личность. Двести восемьдесят лет назад совершила настоящий переворот. Женщины в те времена были сильно ограничены в проявлении своего "я". Но Марисана была сильной женщиной и очень хотела, чтобы с ее мнением считались. Она через многое прошла и, в конце концов, доказала всем чего стоит, основав ту самую Академию, в филиале которой и работали мои родители. Женщины всего мира брали с нее пример. И вскоре представительницы прекрасного пола появились в тех профессиях, куда ранее вход им был заказан. Мама восхищалась этой женщиной и, конечно, назвала меня в ее честь.

Только мне это имя никогда не нравилось, слишком уж оно отдавало стариной. И представляться полным именем я тоже не любила.

— Теперь понимаешь, почему я предпочитаю сокращенный вариант имени?

— В некотором роде.

Пока мы говорили, я все-таки нашла то, с чего все это началось. Старые фотоальбомы мама убрала в один из ящиков в этом секретере. Быстро свернув тему своего имени, я просто сказала:

— Нашла.

Я разложила альбомы на откидной столешнице и Макс, подойдя, начал внимательно их просматривать. Не все альбомы были времен студенчества, многие фото были сделаны не раньше пятнадцати-восемнадцати лет назад, то есть когда у родителей уже была я. Макс задумчиво листал страницы, разглядывал лица на фото, а я смотрела на него.

— Почему у тебя такое выражение лица, будто ты знаешь, кто изображен на этих фото? — я не выдержала молчания.

— Я не знаю, — ответил Макс после небольшой паузы, — хотя вот этого человека должна знать и ты, — он указал на фото, где папа и мужчина в строгом костюме пожимают руки на каком-то приеме. Вокруг были так же строго одетые люди, накрытые столы, на заднем фоне виднелась небольшая сцена.

Я вгляделась в лицо мужчины, а Макс подсказал:

— Он нередко мелькает в газетах.

— Я не читаю газет, но ты прав, лицо кажется знакомым. Кто это?

— Это кронпринц Себастиан, — сказал он, будто не увидел ничего необычного.

Как историк я, конечно, знала, как выглядят правители и всевозможные министры, кроме, пожалуй, младшего принца, которого вообще мало кто знает в лицо. Но после всех событий, произошедших в моей жизни, мой мозг видимо решил, что внешность правящей семьи не то, что нужно помнить всегда и образы благополучно размылись в памяти.

Но буквально на прошлой неделе мне на глаза случайно попалась статья в каком-то еженедельном издании. В ней писалось об открытии какого-то безумно важного предприятия, и на развороте крупным планом была напечатана фотография старшего сына короля Стефана.

Я внимательно присмотрелась, все еще не веря. Да, это был он, кронпринц Себастиан. И тут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Что, черт возьми, происходит вокруг? В той ли, вообще, реальности я живу?

— Откуда мой отец знал кронпринца? — у меня, наконец-то появился дар речи, — он, конечно, был не последним человеком в Ингфоле, и вот, все что ты там до этого говорил, но это, — я кивнула на фото, — уже перебор.

— Если мне не изменяет память, — спокойно продолжил Макс, рассматривая злополучное фото, — это было лет восемь-девять назад. На юбилее у мэра Ингфола.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— В отличие от тебя, я интересуюсь новостями, — перевел он на меня взгляд.