Полиция Гирты (СИ) - Фиреон Михаил - Страница 65

Когда он проснулся, он некоторое время просто бессмысленно лежал, пытаясь понять, который сейчас час, но так и не смог угадать без часов.

За окнами все также стояли ясное сине-серое небо.

Было еще светло. Рыжие отсветы заката лежали на стенах, полу и на столе. На улице, на перекрестке бойко переговаривались прохожие, заливисто смеялись дети. Мариса ловко орудовала утюгом, разложив на письменном столе, сушила, гладила просторные темно-серые, хлопковые штаны. Модные и широкие, со стрелками и манерными разрезами от пояса до середины бедер, через которые пижоны крыльями выпускают расшитый подол нижней рубахи, а пьяницы и солдаты заламывают в них руки, что является признаком хамства и дурных манер. Тут же, рядом, стояла квадратная бутылка с ядовито-лиловой жидкостью и бледной наклейкой с изображением конного рыцаря, а рядом лежала новая рубаха, которая, по всей видимости, тоже предназначалась детективу: свежая, нарядная, светло-синяя, с пришитой по вороту яркой бордовой лентой.

— Я взяла твои деньги и купила тебе обновку — заверила проснувшегося Вертуру Мариса, бесцеремонно кидая ему поверх одеяла рубаху и штаны. Продемонстрировала бутылку — одеколон «Завоеватель», самый жгучий от сэра Августа. Этой дрянью поливается вся Гирта. И ленту я тебе тоже сама пришила. Запомни: я творческая личность, но не белоручка, хотя все эти дела по дому меня просто бесят.

— Ничего, привыкнешь. Погода хорошая, пойдем на улицу — требовательно разглядывая свой новый наряд, весело ответил ей детектив.

В переулке неподалеку от дома графа Прицци они услышали музыку. Идя на нее, приметили обнесенный высоким чугунным забором уютный, засаженный акацией и шиповником, с большой разлапистой ивой чьи ветви, перевешиваясь через изгородь, нависали на улицей, сквер. Сэр Порре, князь Мунзе и лейтенант Манко, как рыцари в походе, расположились под полого поднимающимся стволом дерева. Развлекали игрой на барабане, гитаре и флейте сидящих неподалеку на скамеечках, вокруг большого деревянного стола, занятых шитьем и веселой беседой девиц.

Вокруг носились, играли дети. Над головами на ветру шумели листья. Рядом с сэром Порре, что сидел на коврике, постеленном прямо на земле, вытянув раненую ногу, чесал медиатором струны гитары, лежали костыли.

Мариса ускорила шаг, настойчиво повлекла Вертуру за собой под сень ивы и с благосклонной улыбкой самой леди-герцогини гордо и важно приветствовала князя Мунзе и остальных. Увидев ее, девицы насмешливо зашептались между собой, бросая на нее быстрые недовольные взоры, но рыцари заставили их угомониться, радушно приветствовали детектива, угостили их с Марисой сидром, налив им из большой бутылки, что стояла тут же, под деревом.

— Теперь я подруга леди Вероники! Она называет меня своей сестрой! — когда, после непродолжительной благосклонной беседы, они вышли на улицу, бросила мстительный и ликующий взгляд на забор скверика Мариса — а они как и были кухарками, няньками и швеями при своих солдафонах-задирах, так и останутся на всю оставшуюся, жизнь. А ты должен соответствовать моему статусу — она требовательно дернула Вертуру за локоть — ясно это?

Они свернули на перекрестке, снова прошли мимо парка графа Прицци и дома Вертуры и, миновав еще два квартала оказались перед высоким темным фасадом стоящего на площади собора Иоанна Крестителя, где служил отец Ингвар, иерей, у которого исповедовался детектив.

Узкое, темное, с высокой колокольней и острым шестиугольным шпилем, здание, чернело, грозно возвышалось, над серой монолитной стеной квартала, фасадом смотрело на площадь, в сторону проспекта Рыцарей. Два массивных, величественных дракона с грозно поднятыми лапами и распахнутыми пастями стояли на высоких гранитных постаментах на верхней ступени широкой лестницы, по обеим сторонам от парадных дверей. Немыми каменными стражами встречали всех входящих в церковь, поддерживали на своих поднятых крыльях эркер с украшенной витражом с изображением Иисуса Христа розеткой. Узкие окна с желтыми витражами в глубоких, как бойницы, каменных портиках по обеим сторонам фасада и устремленный в небо окованный черным железом, зеленой медью и белым серебром, граненый шпиль, навевали мысли о торжественных постройках прошлых веков, о Старой Гирте, величественной и мрачной, такой же суровой и непреклонной, как и холодное, по-северному бледно-рыжее, вечернее августовское небо над головами, в вышине.

Вокруг темнели распахнутые окна домов. На площади перед храмом было людно. Вечерняя уже закончилась, но до начала всенощной оставалось еще несколько часов. Посетители выходили из парадных дверей церкви, проходили коридором между пьедесталами с драконами, разворачивались на ступенях, поднимали лица к образу Спасителя, крестились.

Остановился перед фасадом, перед широкой лестницей, ведущей ко входу в храм и детектив. Тоже осенил себя крестным знамением. Мариса встала рядом с ним, накинула на голову платок, склонила голову, перекрестилась быстро и скованно, так, чтобы никто не видел.

Люди что проходили мимо, узнавали ее, бросали короткие быстрые взгляды, но молчали, и как будто старались держаться в стороне. Только уже знакомый Вертуре старенький иерей, в темном подряснике, лаптях, с холщевой торбой через плечо, приветственно улыбнулся в густую белую бороду, кивнул, спустился к ним с высоких ступеней церкви.

— Пойдемте — сказал он, уставившись поверх своих узких очков, на Марису.

— Куда? — спросил детектив, непроизвольно подавшись вперед, словно заслоняя собой свою спутницу, несколько сбитый с толку этим внезапным приглашением.

— Анне, в церковь нельзя. Присядем на скамеечку — указал иерей на высокий чугунный забор, отгораживающий от улицы и площади палисадник перед высоким, пятиэтажным домом, по своим очертаниям больше похожим не на особняк, а на замок или маленькую крепость. Его литые, украшенные металлическими листьями и венками ворота высотой в три человеческих роста выходили на площадь, на угол с улицей Прицци. За ними просматривался маленький, огороженный с трех сторон стенами и башенками строения, мощеный булыжниками двор, густо засаженный по периметру кустами шиповника и сиренью. Перед самым фасадом здания, отгораживая окна от площади, росли несколько лип. Все остальное пространство сквера занимал огромный старый вяз, что склонил свои могучие ветви к красиво выложенному черным речным сланцем и разноцветными камешками пруду с маленьким водопадом и гранитным ограждением. По краю каменной площадки перед парадными дверьми, вокруг водоема, стояли аккуратные, свежевыкрашенные в спокойные, светло-желтые тона, скамейки. Сообщив вахтеру с черной лентой на древке пики, что это с ним, иерей проводил Вертуру и Марису к одной из них и, усадив обоих, сел рядом со стороны детектива. Здесь, рядом с бегущей водой, под сенью тесно смыкающихся кронами деревьев, было как-то по-особенному спокойно и тихо. Где-то вдалеке, как будто играла музыка, звонил колокольчик, щелкали ножницы невидимого за кустами садовника. Высокая, чугунная решетка и кусты отгораживали этот маленький парк от шума соборной площади, а звуки воды заглушали голоса и цокот копыт.

На колокольне забил колокол, его эхо гулко отдавалось от стен. В вышине темнели узкие окна загадочного и торжественного дома, во двор которого отец Ингвар пригласил своих гостей.

— Вы уже все знаете или нет? — кивнул на Марису, прямо спросил он у детектива — вы все рассказали ему? — не дожидаясь ответа, задал, такой же внезапный и строгий вопрос Марисе.

Та опустила глаза и печально кивнула в знак подтверждения.

— Марк, вас же зовут Марк? — уточнил отец Ингвар — зачем вам такая жена?

Вертура был озадачен этим прямым требовательным взглядом и столь прямолинейным вопросом. Священник же оперся на свою палку обеими руками и теперь смотрел на детектива внимательно, строго и вопросительно. Детектив смутился, все мысли смешались в его голове. Ему стало страшно от того, что этот малознакомый ему человек там прямо требует от него ответа на такой важный вопрос, лежащий в сугубо иррациональной плоскости его мышления. Стала мрачной и напряженной и Мариса, отпустила руку Вертуры, поджала плечи. Печальное выражение появилось на ее лице, во взгляде читались сомнение и страх, все усиливающиеся с каждой секундой промедления детектива. Но, обернувшись к ней, заметив ее страх, он нашел в себе силы и ответил.