Князь Мещерский (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 47

– Князь просил не показывать его посторонним, – напомнил я. – Это грозит ему смертью.

– Пустое! – махнула рукой Мария. – Некому здесь «Розовый фламинго» опознать. К тому же свадьба после победы, до нее публика диадемы не увидит. Только не говорите Ольге, кто дал вам камень, и как он называется.

Я поклонился и пошел к двери.

– Валериан Витольдович! – внезапно окликнули меня.

Я замер и повернулся.

– Хотите знать, почему я одобрила эту акцию?

– Да, государыня, – ответил я.

– Дело не в желании отомстить. Монарх обязан быть выше личных обид. Я получила сведения, что кабинет министров Британии готовит решение о вступлении в войну на стороне немцев.

От неожиданности я не нашелся, что сказать.

– Они не собирались посылать в Европу солдат. Армия у Британии плохая, а вот флот мощный. В этой войне немцы не решились атаковать своими кораблями наши порты и прибрежные города на Балтике и Севере. Их флот сильнее, но не настолько, чтобы рассчитывать на победу. К тому же у нас хорошие береговые батареи. Германцы ограничились блокадой Балтийского моря, на север пойти вовсе не решились. Однако с помощью англичан… Они бы разгромили наши порты, сожгли города, утопили флот, тем самым нанеся России колоссальный ущерб. Войну мы бы выиграли все равно, но потери… Британия добилась бы своей цели – ослабить Россию. Ваша акция сорвала этот план.

– Но новый премьер может продолжить дело!

– Это не так просто. Пока его введут в курс дела, пока обзаведется единомышленниками… Недостаток республиканского правления состоит в том, что ему нужно время для согласования позиций, особенно в мирное время. Премьер-министр не может объявить войну сам, нужно заручиться поддержкой парламента. Получить ее не просто, следует подготовить общественное мнение. Не будет же премьер говорить, что он защищает интересы банкиров Сити. Пока они будут возиться, война кончится.

– Понял, государыня.

– Идите.

Из кабинета Марии я вышел в хорошем настроении. Ожидаемой выволочки не состоялось – замечательно. Говорить о том, что Гогенлоэ раскусил истинную цель моего визита в Париж, я не стал. Князь будет молчать, так зачем императрицу расстраивать? А тещенька – голова! Как лихо политическую ситуацию просчитала. И с камнем дело разрулила. Забрать бриллиант у князя не кошерно – ему подарили. Но и оставить не по-хозяйски – не по чину женишку такой драгоценностью владеть. Я собирался сдать алмаз в казну, но Мария решила иначе: предложила вручить дочери. Типа, тебе же лучше. Все в семью…

В приемной я забрал портфель и отправился к любимой. Идти было недалеко. Большой Кремлевский дворец стоял в лесах, его восстанавливали после взрыва, и царская семья временно разместилась на Патриаршем подворье. Глава православной церкви там не жил: для него еще в прошлом веке построили резиденцию на Ордынке. Кремлевские палаты стояли в запустении, их использовали для хранения всякой рухляди. После покушения помещения очистили, слегка подремонтировали и предоставили для временного проживания императрицы и ее семьи.

У входа в подворье дежурил караул из гвардейцев. Останавливать меня он не стал. Во-первых, знали в лицо, во-вторых, всех посетителей Кремля досматривают на воротах. Исключений нет ни для кого. Забирают оружие, копаются в саквояжах и портфелях, заставляют развернуть свертки. Дрова и другие хозяйственные грузы проверяет специальная группа полиции. Теперь провезти взрывчатку в Кремль не получится, пронести – тоже. Оружие отберут, если с ним явится чиновник или военный, и вернут по выходу, вот истопнику или повару с револьвером придется туго. Его ждут уютные застенки и улыбчивые лица жандармов. Повезет, если просто уволят…

В гостиной Ольги я застал Лену Адлегберг. При виде меня, фрейлина приняла строгий вид.

– Добрый вечер, князь! – сказала официальным тоном. – Чем обязаны визиту?

– Хочу видеть Ольгу Александровну, – признался я, несколько ошарашенный таким приемом.

– К сожалению, это невозможно, – сообщила Лена.

– Отчего же? Мне доложили, что цесаревна у себя.

– Она не желает вас видеть.

– Почему?

– Велела передать, что вы пошлый и ветреный человек, и она не хочет иметь с таким дело.

Сказав это, Лена подмигнула и повела глазами в сторону окна. Я присмотрелся и увидел выглядывавшие из-под края шторы башмачки. Ага! Ненаглядная решила устроить жениху выволочку. О моем появлении в Кремле она, конечно, знает – такие вести здесь разносятся мгновенно, вот и подготовила «ласковый» прием. Заодно решила послушать, как окоротят гнусного изменщика.

– Так и сказала? – спросил я, подпустив в голос изумления и растерянности.

– Именно! – подтвердила Лена. В глазах ее прыгали бесенята.

– Увы, мне! – воскликнул я на манер местных трагиков. – Жизнь кончена. Пойду домой и выпью стрихнину. Или лучше мышьяку? Как считаете, Елена Васильевна? Какой яд предпочесть?

– Я тебе выпью!

Штора колыхнулась, выпустив маленький, разъяренный вихрь. Он подлетел ко мне и замер, уперев руки в бока.

– Ты чего это надумал, а?!

– Оленька! Любимая! – сунув Лене портфель, я подхватил невесту под коленки и закружил по комнате. – Как я по тебе скучал!

– Пусти, развратник! – маленькие кулачки забарабанили по моей спине. – Что ты себе позволяешь?!

– Выражаю чувства, – сообщил я, ставя Ольгу на пол. – Искренние и чистые.

– Как у тебя язык поворачивается?! – сказала она возмущенно. – Чистые они у него! А в Париже что вытворял?

– Лена! – повернулся я к фрейлине. – Дай портфель!

Взяв переданный мне предмет, я достал из него листок и протянул Ольге.

– Читай!

Она пробежала текст глазами и недоверчиво посмотрела на меня.

– Чем ты посольству насолил?

– Пообещал атташе Барятинского на фронт отправить. Этот хлыщ вместо того, чтобы делом заниматься, в карты играл. Нас подвел. Послу я отказал в приеме в мою честь, вот они и озлобились. Ничего, государыня разберется.

– Это правда? – Ольга смотрела мне в глаза.

– Вот те крест! – я размашисто перекрестился и сказал жалобно: – Мне горько видеть, что женщина, которую я люблю, поверила клевете. Я можно сказать ночами не спал, тоскуя о ней. Глаз не смыкал… – я чуть было не всхлипнул, но вовремя удержался – будет перебор. – Подарок ей выбирал. Вот!

Я вытащил из портфеля пеньюар и поднял его за плечики, демонстрируя.

– Последний писк парижской моды. Но если я пошлый человек, то пусть Лена носит.

Я набросил пеньюар на плечи ошарашенной Адлерберг.

– Это с чего ты даришь такие интимные вещи моей фрейлине? – возмутилась любимая.

– Она не чужой мне человек. Друг, товарищ и… – чуть было не сказал «брат», но спохватился и закончил: – Сестра. Ей можно.

– Я бы тоже не отказалась, – поспешила Ольга, пожирая взглядом пеньюар. – Красивый.

– Нет! – решительно сказал я. – Лене, так Лене!

Глаза у Ольги стали набухать влагой. Пора кончать этот балаган.

– Ладно, – поспешил я. – До меня дошел слух, что некто не может подобрать камень к свадебной диадеме. Этот подойдет?

Я достал из кармана коробочку и протянул его Ольге. Она схватила и мигом выцарапала из нее бриллиант.

– Боже, какая прелесть! – взвизгнула, разглядела. – Лена, видишь?

Фрейлина в пеньюаре, наброшенном на плечи, подлетела, и дамы, вырывая камень из пальчиков друг друга, стали вертеть бриллиант, сопровождая это действо восклицаниями: «Какой он огромный!», «А цвет-то, цвет!», «Розовый!», «Да такого в Москве ни у кого нет, это я тебе точно скажу!», «Все обзавидуются». Обо мне забыли, но я не огорчился. Стоял и смотрел на это действо с улыбкой. Как дети, честное слово! И как легко сделать их счастливыми! Подари игрушку, и они забудут про обиду – мнимую или реальную.

– Откуда он у тебя? – спросила Ольга, когда восторги улеглись, и она вспомнила о дарителе.

– Купил.

– За какие деньги? Ты знаешь, сколько он стоит?

– На суточных экономил, даже супу не ел. Пожую с утра хлебушка – и сыт.