Император двух Империй (СИ) - Бабкин Владимир Викторович - Страница 47

47

Что им скажут по приходу в Либаву? Капитан Макс Дитрих пожал плечами. Это, как раз, тот классический случай, когда невеликий чин и должность — благо. Не он отвечал за подготовку операции и не он ею командовал. И, к счастью, потопили сегодня не его пароход.

Капитан бросил взгляд на переполненную палубу. Собственно, самой палубы видно как раз и не было, настолько много было людей на ней. И тех, кто шел на его пароходе в десант, и тех, кого удалось выловить из воды, после потопления более неудачливых собратьев «Франкфурта».

Перегруженный выше всяких норм пароход, нес на себе сейчас почти две с половиной тысячи солдат и моряков, спеша доставить их в спасительную гавань. Впрочем, «спеша» — это слишком громко сказано, ведь они буквально болтались в этом, как прямая кишка, узком и длинном проходе через минное поле, двигаясь со скоростью лишь в пять узлов. И тут ничего не поделать, поскольку в колонне хватало медленных транспортов и вспомогательных кораблей, а когда ты идешь в арьергарде, то и выбор у тебя невелик.

Но хорошо, хоть так. Пусть медленно, но миля за милей уходить подальше от места битвы больших кораблей. Что ж, линкоры для того и строят, чтобы они сражались. А транспортный флот сделал все, что только было возможно и к ним претензий быть не может.

Капитан Дитрих поймал себя на том, что он словно уговаривает сам себя, как будто он — маленький мальчик, который от испуга забрался с головой под одеяло и убеждает себя, что он не боится и в спасительно темноте одеяла ему ничего не грозит.

Впрочем, чего греха таить, они все испуганы. Достаточно взглянуть на перепуганные лица скопившихся на палубе солдат. Если вдруг что-то случится, то последствия паники могут стать катастрофическими.

Да, что скрывать, сегодня черный день для Фатерлянда. Счет погибшим немцам наверняка идет на тысячи. Русские варвары пренебрегли законами честной морской войны и нанесли подлый коварный удар, множество славных сынов Германии…

Вдруг вокруг закричали, поднялась какая-то суматоха и появились первые признаки паники. Макс Дитрих обернулся и вскинул бинокль. Над морем шли два десятка гидропланов и уже можно было разглядеть у них под брюхами вытянутые силуэты торпед.

Капитан скрипнул зубами. Проклятье! Русские свиньи настигли их даже здесь! А с уходом эсминцев, у них не осталось противоаэропланных орудий, а четверка немецких истребителей, которые барражировали над конвоем, вряд ли могли их надежно прикрыть.

— Ручные пулеметы и карабины к бою! Цель — аэропланы противника. Огонь по готовности!

Однако, строй русских торпедоносцев прошел далеко в стороне от «Франкфурта», явно намереваясь нанести свой удар где-то в голове колонны. Что ж, нахождение в арьергарде имеет свои преимущества.

Не успел Дитрих об этом подумать, как вновь раздались крики. С другой стороны, заходила новая группа гидропланов. К счастью, торпед видно не было, а это давало шанс. К тому же, четверка немецких истребителей как раз и кинулась именно на эту группу. Возможно, авангард колонны прикрывала другая четверка. Впрочем, не все ли равно в эту конкретную минуту?

У русских тоже оказались истребители и воздушный бой начался еще на подлете к «Франкфурту». Гидропланы-бомбардировщики обогнули бой и приближались к колонне.

— Огонь!

Множество пулеметов заговорили разом, к ним присоединилась беспорядочная пальба из всего, что стреляет. Но и на русских аэропланах заговорили пулеметы, выкашивая целые ряды в плотно стоящей толпе. Раздались крики паники, вопли ужаса, стоны раненых. Падали тела, забурлил людской водоворот, но как скрыться от огня с небес, если в толпе нельзя никак протиснуться?

Дитрих пригнулся, пытаясь укрыться от пуль за оборудованием рубки, хотя и прекрасно понимал, что «Франкфурт» отнюдь не крейсер и брони не имеет. Вскрикнул раненый рулевой, упал рядом с простреленной головой первый офицер, а сам капитан лишь прикрывал голову руками, спасаясь от летящих со всех сторон кусков обшивки и битого стекла.

И тут грохнуло, да так, что палуба ушла из-под ног, а сверху посыпались большие и мелкие осколки, бывшие несколькими мгновениями ранее частями его парохода.

Прямое попадание.

Дитрих выглянул из рубки. Кормовая надстройка была объята пламенем и пожар стремительно разрастался. Еще быстрее на судне распространялась паника. Уже даже нашлись те, кто прыгнул за борт. А может их просто вытолкнули в общей кутерьме.

Выслушав доклады, капитан приказал готовить шлюпки к спуску на воду. Вот только шлюпок не хватит даже на четверть тех, кто сейчас на борту. И это при условии, что сами шлюпки не пострадали.

Русский аэроплан, тем временем, вернулся и прошелся еще раз длинной пулеметной очередью по обезумевшей от ужаса толпе.

Дифферент на корму увеличивался и «Франкфурт», потеряв ход и все быстрее набирая воду, смещался по воле волн все ближе к границе прохода в минной банке.

* * *

БАЛТИЙСКОЕ МОРЕ. ГДЕ-ТО ЗАПАДНЕЕ ОСТРОВА ЭЗЕЛЬ. 27 августа 1917 года.

Их М-9 сделал вираж, готовясь сделать новый заход на немецкий лайнер. Они удачно отбомбились и отстрелялись, пароход явно набирал кормой воду и, вероятнее всего, был обречен. Но это не препятствовало желанию нанести врагу как можно больший урон хотя бы из пулемета.

Прокофьев-Северский огляделся. Вроде ребята из его звена все на месте, атакуют каждый свою цель и судя по огню и дымам впереди, поразить объект повезло не только их экипажу.

— Командир! Смотри!

Прапорщик Горемыкин указал куда-то в сторону водной поверхности, и лейтенант Прокофьев-Северский разглядел тонущий аэроплан со Звездой Богородицы.

— Похоже, истребитель сбили! А вон пилот в воде!

— Горемыкин, готовься! Сейчас будем приводняться и подбирать! К себе забирай! Так что ужмись там!

Гидроплан пошел на снижение, готовясь коснуться воды своими поплавками.

Командир звена напряженно вглядывался в поверхность моря перед собой, пытаясь разглядеть возможные препятствия, коих тут могло быть предостаточно. А даже небольшой плавающий обломок мог стать причиной катастрофы. И была лишь призрачная надежда на то, что удастся заметить и рвануть штурвал, поднимая машину вверх. Но на скорости было трудно что-то разглядеть. К тому же, водная поверхность то и дело вспухала фонтанчиками от попадания пуль.

— Карета подана! Влезай, браток!!!

Горемыкин ухватил пилота за шиворот и ремень, и напрягая силы, помог тому взобраться в гнездо стрелка на носу аэроплана.

Прокофьев-Северский начал разгон, моля Бога, чтобы им удалось оторваться в воздух. Лишний груз впереди смещал центр тяжести и затруднял взлет, а свистящие вокруг пули не всегда пролетали мимо, не задев аэроплана, что не могло прибавить им мощности и аэродинамики. Точнее уж, сильно наоборот.

Но, наконец-то, поплавки оторвались, и машина начала медленно подниматься в небо. К их командирскому аэроплану присоединились другие крылатые машины, и вот строй звена выровнялся и взял курс на «Орлицу».

Горемыкин покосился на втиснувшегося рядом спасенного пилота и полюбопытствовал:

— Как звать-то тебя, орел небесный? Меня вот Иваном кличут.

Пилот хмыкнул и отрекомендовался:

— Разрешите представиться — княгиня Шаховская Евгения Михайловна. Благодарю за спасение!

Прапорщик ахнул.

— Итить! Баба!

Та иронично смерила Горемыкина взглядом и пообещала:

— Сейчас кто-то от радости за борт вылетит.

Прокофьев-Северский хохотнул.

— А жизнь-то налаживается!

И повел свое звено к уже видимой аэроматке. Лишь летело над морем, слышимое сквозь гул моторов, разухабистое хоровое пение:

— Из-за острова на стрежень На простор речной волны Выплывают расписные Острогрудые челны. На переднем Стенька Разин, Обнявшись, сидит с княжной…