Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 41

— Скорее в тура, — заметил другой викинг, — или в овцебыка. Непрошибаемый!

— Мы тобой будем стены таранить, Хродгар. Лбом, с разгона!

— Лучше уж яйцами.

Сквозь громогласный хохот послышался полушёпот Торкеля:

— Так всё-таки, за что ты убил этого полутролля? Не за то ведь, что он занял твоё место?

— А тебе-то что за дело? — хмуро, но беззлобно спросил Хродгар.

— Мне так думается, — Волчонок встал, пересиливая боль и тошноту, — ты ему мстил. Мне такое дело, что и у меня есть кровник. Вот и стало любопытно: раз уж ты меня оттузил, то, может, и в этом деле чему научишь?

— Нет мне большой охоты говорить об этом, — отозвался Хродгар.

— И верно, — рассудил Хаген, — здесь наверняка все уже слышали эту сагу. Но ведь ты, сын Хрейдмара, не откажешься поведать о своём подвиге Арнульфу Иварсону? Не сегодня. Потом как-нибудь.

Хродгар помолчал, обдумывая слова новичка. Затем сказал:

— Арнульфу, пожалуй, поведаю. Ты близко с ним знаком?

— Эту сагу я могу рассказать прямо сейчас, — улыбнулся Хаген.

Так их и приняли в братстве гравикингов: Торкеля — по клыкам, Хагена — по словам. И через пару недель вспоминали о той дурацкой драке со смехом.

Теперь надобно рассказать, пока не забыли, как Хродгар убил Гримкеля Ормарсона.

Ормар Ормсон звался один человек. Он жил в Брюнвё на острове Тангбранд. Однажды случилось ему идти мимо Тордовой Горы. То место считалось скверным, и не напрасно: когда Ормар присел отдохнуть у подножья Тордаберга, перед ним откуда ни возьмись предстала троллиха.

— Стань моим мужем, добрый человек, — сказала горянка, — или не уйдёшь отсюда живым.

— А что мне за это будет? — спросил Ормар, ибо смерть мало его страшила.

— Получишь барана с золотыми рогами и серебряной шерстью, который приносит удачу в делах и богатство на двор, — посулила великанша, — а также сто червонных гульденов за каждую зиму, которую проведёшь со мной.

— На это я согласен, — сказал Ормар.

Девять зим прожил смертный человек с троллихой. Она, видимо, была не столь омерзительна, как это принято считать, а может, околдовала его. Так или иначе, троллиха родила от него много детишек, и все они удались скорее в мать, чем в отца. Все — кроме одного, последнего. Троллята жили с матерью в пещерах Тордаберга и не слишком почитали отца. На десятую зиму Ормар покинул подземелья, забрав обещанного барана с золотыми рогами и серебряной шерстью, восемьсот червонных гульденов и младенца, которого троллиха отдала без сожаления:

— Он не моего рода, и здесь ему нечего делать.

Ормар пожил бы ещё с великаншей, но беспокоился за сына. Да и, коль по чести, заездила его эта сладострастная ночная всадница.

Люди в Брюнвё считали Ормара мёртвым и весьма удивились, когда он явился домой целый и почти невредимый, да ещё с таким прибытком. Откуда золотишко, спрашивали его. Ормар долго отмалчивался, но в конце концов рассказал, как было дело. Его сочли безумцем. А местная колдунья Сельма сказала так:

— Осквернился ты, Ормар сын Орма! Из твоих чресл возродился род Торда Тролледроттинга, и не будет нам покоя от этого племени. Но куда большую беду предвижу от этого твоего исчадия, обликом схожего с сынами людскими! Следует убить его, пока не вырос, ибо позже он принесёт много несчастий жителям Тангбранда.

На эти слова Ормар ответил весьма неучтиво.

Сына же своего Ормар назвал Гримкелем, и за ним закрепилось шутливое прозвище Полутролль. Надо сказать, оно ему подходило: Гримкель был бледен и некрасив, один его глаз был чёрным, а другой — зелёным, огненно-рыжие патлы торчали во все стороны, а зубам было тесно во рту. Жрал он за троих, но отцу было нетрудно его прокормить: ведь Ормар стал богатейшим человеком на острове. Баран с серебряным руном так усердно крыл овец, что стада Ормара приходилось отгонять на склоны Тордаберга на выпас. Спустя пятнадцать зим по возвращении Ормар скончался, и Гримкель унаследовал его добро.

Тогда-то и поняли добрые поселяне, что не зря нарекли его Полутроллем.

Гримкель первым делом окружил себя людьми небогатыми, но свирепыми и отчаянными, нравом подобными ему самому. Затем приобрёл боевой корабль и стал ходить в викинги, но не в дальние края, а в ближние, куда мог дотянуться. Всех, кто мог бы предъявить право на долю в наследстве Ормара, Гримкель быстро сжил со свету. Так он стал хёвдингом сперва в Восточной четверти, а затем — и дроттингом всего Тангбранда. Таковым его признали на тинге после того, как он учинил большую и кровавую распрю с другими влиятельными родами острова. Воистину, Гримкель Ормарсон был самым могущественным человеком на Тангбранде, самым богатым и самым жестоким, и никто не смел ему перечить.

Хрейдмаром звался человек с Уксагарда в Западной четверти. То был крепкий бонд, который в юные годы торговал за морем, а потом получил наследство и осел на Бычьем Дворе. Кроме быков, были у него в хозяйстве и бараны. В те годы Гримкель повелел, чтобы все бонды клеймили своих овец, чтобы не было путаницы, за что получил прозвище Баранье Клеймо. Так уж вышло, что Хрейдмар оставил одного барашка без тавра: скотинка была уже старой и не сегодня-завтра должна была уйти на пастбища своих рогатых предков. Жалко было его даже забивать. Один из людей Гримкеля узнал об этом и доложил господину. Тот приехал в гости на Бычий Двор. Хрейдмар принял его радушно, и пару дней Полутролль со свитой весело гулял в Уксагарде. Затем он спросил хозяина:

— А чей это баран ходит без тавра?

Хрейдмар честно ответил, что — да, мой барашек.

— Разве ты не знаешь, что я приказал всем бондам заклеймить скотину? Ты же был на тинге!

— Слуги не доглядели, — пожал плечами Хрейдмар, — да и не думаю, что теперь это важно. Погляди на него, Гримкель: его уже и копыта не держат!

— А знаешь, Хрейдмар бонд, — промолвил Полутролль, улыбаясь весьма приветливо, — я ведь и за меньшее убивал…

Потом Гримкель отбыл, а спустя пару месяцев подстерёг со своими людьми Хрейдмара, когда тому случилось ехать по делам в Северную четверть. Завязалась битва, но силы были неравными, и Гримкель зарубил хозяина Уксагарда, а двор его и всё добро присвоил. У Хрейдмара остался сын Хродгар, хилый парнишка девяти годков. Его определили в домочадцы, а точнее сказать — в рабы ко двору Гримкеля. Один из его людей сказал:

— Дурно ты поступил с этим мальцом, что не заплатил вергельда за его отца.

— Не по скупости, — возразил Гримкель, — но по своей воле. Хрейдмар бонд многовато возомнил о себе, коли подумал, что может не выполнять моих приказов! Вот и поплатился. Пусть ублюдок будет рад, что я его пощадил и содержу со своего добра. За людей более знатных, чем этот хозяйчик, я и то не платил вергельда. Впрочем, — рассмеялся Полутролль, — пусть возьмёт себе этого неклеймёного барана! Паршивый вергельд паршивому юнцу за паршивого мужа.

Вот минуло четыре года. Умер старый баран, умер и златорогий овен с Тордаберга. Хродгар усердно работал на Гримкеля и ничем не выдавал обиды. Вот однажды Гримкель решил отметить осенний праздник Вентракема в усадьбе Уксагард. Хродгару поручили натаскать хвороста, чтобы натопить очаг. Он собрал добрую охапку и как бы между делом напихал туда листьев. Когда занялась растопка, повалил дым, но все уже так напились, что это мало кого смутило.

Зал в стабюре Бычьего Двора был так построен, что вдоль стены, за скамьями, тянулся отгороженный переход. Хродгар вошёл в дом своего отца, промчался в дыму и тенях по переходу и выскочил рядом с креслом во главе стола. За этим резным престолом сиживал вечерами Хрейдмар, держа на коленях маленького сына и дочек, а теперь там расселся пьяный Полутролль. На крюке, вбитом в стену, висела на кольце в рукояти отцовская секира. То была тяжёлая двойная секира с длинным древком и клеймом в виде головы тура на лезвии. Гримкель сам принёс её сюда и повесил подле трона. Хродгар снял с крюка «ведьму щитов», не чувствуя веса, занёс над головой Ормарсона и сказал: