Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 56

Всё это Рати и Самар поведали Орму по возвращении.

— Скверное дело, — мрачно заметил Орм, — нас на площади ждёт больше сотни, а перейдут в наступление — нам не придётся делить добычу. Скверно, скверно… Что же делать? Сколько нас вообще осталось? Семнадцать! Сиськи Кэльданы, семнадцать против сотни! — племянник Сигурда ярла, отважный герой и неотразимый красавец, муж благородный, зашёлся в безумном хохоте. Его прекрасные синие глаза покраснели и слезились.

Викинги молча переглядывались. Опускали взоры. Стыд и тревога леденили сердца.

Наконец Унферт Алмарец отвесил Орму звонкую плюху.

— Спасибо, — сказал Белый, потирая щёку и вытирая лицо.

— Идём и погибнем, — решительно заявил Рагнвальд, — затем и приехали…

— Нет нужды, — возразил Унферт, — они не знают, где мы и сколько нас. Это первое. Второе — нас ведь больше семнадцати. Ну, на острове.

— Думаешь позвать на помощь девиц да Бьёлана? — с сомнением проговорил Орм. — Ударить с трёх сторон одновременно, хм… Рати, Самар — бегите обратно, скажите…

— Не гони оленей, — бросил Дрогвар Хмурый, — Арнульф запретил Бьёлану бросать ворота без присмотра, и не думаю, что он ослушается, пусть бы даже ты ему повелел, Орм Эриксон.

— Никто не говорит, чтобы бросать ворота, — заметил Унферт, — пусть оставит там пару человек — много ли надобно, чтобы напугать горожан? Решай, Эриксон!

— Чего там решать, — махнул рукой Орм. — Бегите, парни, да поживее! Скажите старшим, чтобы двигались на хольд, но пока не дам особый знак рогом — в битву не лезли. Ну, ходу…

…Бьёлан долго упирался, но Рэфкель обвинил его в нерешительности — мол, вы, геладцы, больше похожи на покорных собак, чем на бесстрашных волков, и мало цените соратников, но слишком боитесь гнева вожака! На это Тёмный пробормотал нечто ругательное на своём языке, выставил стражу на воротах и двинулся с остальными на юг.

Орм же дождался возвращения гонцов и приказал изготовиться к бою.

— Эти скотоложцы стали вокруг башни да в окрестных домах. Наше дело — выманить их на площадь, чтобы прочие могли ударить им в спину. Также следует поджечь крышу вон того дворца, — Белый указал на Радасаллир. — Свегдир, займись этим, у тебя и прозвище подходящее.

Свегдир Ожог удивился:

— А как?

— А штевнем об косяк, — усмехнулся Орм. — Сам знаешь, как. Сумел в Арильоне — и тут сумеешь. Хродгар, Лейкнир, Рагнвальд, Утред — striП ok bakki, сможете? Щиты за спину! Остальным — сомкнуть скельдборг! Спьоты — на плечо! Fram!

«Fram» — значит «fram»: вперёд на врага, и будь что будет.

Между тем Арнульф со своими добрался до каменного сарая, ветхого и убогого, как вся наша жизнь. Там поработали люди Бьёлана: кругом валялись трупы. В сарае обнаружился люк, а за люком — вход в подземелье.

— Кетиль, вот тебе два факела. Иди вперёд, будешь у нас человек-маяк!

Кетиль неуверенно оглянулся на вождя, вздохнул и полез во тьму.

— Так вот где ты пропадал весной, — догадался Хаген.

— Я больше года ждал случая пошарить в здешних подземельях, — усмехнулся сэконунг, — и это не улучшило ни мой нрав, ни моё здоровье. Проход выведет нас в подвалы под хольдом и Радсаллиром, полные золота и серебра, а оттуда — в цитадель. Там, друзья мои, придётся туго. Первым пойдёт Бьярки, за ним — Хравен и Слагфид. Есть ли у тебя, герре сейдман, какие-нибудь неожиданности на такой случай? Чтобы устроить переполох и отвлечь внимание?

— Есть заготовка, но действовать придётся без промедления.

— Хорошо. Хаген и Торкель — у вас самое трудное дело: когда заварится пиво, бегите и отоприте ворота — там засов и хлипкий замок, выбьете без труда. Прочие — прикроете. Потом распахните створки, а ты, Хравен, подашь знак нашим снаружи. Всё ясно?

— Коли ты уже побывал тут, Арнульф Иварсон, — невпопад спросил Торкель, — то почему тогда же и не разграбил здешнюю сокровищницу?

— Трудно мне было бы в одиночку вынести тридцать тысяч гульденов, знаешь ли…

— ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ!!! — воскликнул Торкель, эхо ударило по ушам, а Седой — по затылку.

Вот они прошли первую сотню фадмов, и вторую, и третью. На четвёртой повеяло сквозняком. На пятой ход стал понемногу расширяться, пока не превратился в настоящий подземный зал. Под ногами что-то заскрипело и захрустело. Парни наклонили факела, пригляделись…

— Кости! — воскликнул Кетиль. — Человечьи кости да черепа!

— Не только человечьи, — заверил Арнульф и предупредил, — здесь идите осторожно и тихо.

Но было поздно.

Во тьме сверкнули два янтарных огонька. Послышался металлический шелест. Затем с шипением и присвистом Кетиля обдало с ног до головы едкой вонючей струёй. Парень выронил факела. Закричал. О, как он кричал! У Хагена едва не разорвалось сердце. Тягучая гадость стремительно разъедала кожу и плоть. Кетиля скорчило на полу от боли, и в тот же миг над ним разверзлась драконья пасть.

Но захлопнуться чудовищным челюстям было не суждено: Арнульф ткнул меж зубов атгейром, подцепил нёбо, навалился. Кьярваль первым пришёл на помощь, ударил туда же копьём, а потом опомнились и прочие. Слагфид выпустил стрелу твари в пасть, Торкель и Хаген подскочили слева и справа, рубанули под горло, пока Кьярваль и Арнульф удерживали змея. Чудовище дёрнулось, из пасти брызнула новая струя, но никого не задела. Чешуйчатое тело металось штормовыми волнами, Торкеля отбросило на стену и здорово приложило затылком, а Хаген получил в живот когтистой лапой, но, поскольку предусмотрительно разжился новенькой кольчугой, то отделался синяком и тошнотой, как после хорошего пинка.

Потом страж сокровищ перестал дёргаться и тихо скончался.

Кетиль Плоский Зад скулил в углу. Он был ещё жив. Он дрожал и тоже хотел умереть.

Но даже не мог об этом сказать.

— Паскудное дело — желудочный сок, — Арнульф милосердно добил своего человека ударом в шею, — тут бы и Форни не помог, и даже наши колдуны. Да, Хравен?

— Ну, я мог бы его оживить, сделать из него драугр… — начал было Хравен, но даже того скудного света, что давали факела, хватило, чтобы прочитать неодобрение в глазах волчат, — хотя, воистину, исцелить такую рану не смог бы даже я, — словно извиняясь, закончил чародей.

— Надо же, ландорм! — Слагфид хотел было сунуть руку в оскаленную пасть, вырвать стрелу, да передумал. — Ты знал, что он здесь, сэконунг?

— Знал, — бестрепетно кивнул Арнульф.

— И послал Кетиля первым, не так ли? — подмигнул Кьярваль. — Плоский Зад не жалко. Что ж, мудрое решение, Седой!

— Скажу первый и последний раз, — Арнульф взял у Бьярки секиру, размахнулся и принялся рубить ландорму голову, даже не глядя на прочих, — ни тебе и никому из вас не судить о мудрости моих решений. Когда я был тут в прошлый раз, этот смраднорыгающий червь спал себе, словно дитя в колыбельке. Думалось мне, он снова впал в спячку — пора бы…

— Ландорм сторожил здешнюю казну? — Хаген хрипел и плевался, стараясь не смотреть на Кетиля. — Понятно теперь, почему никто её не грабил и откуда кости…

Арнульф же надел кожаную перчатку и принялся копаться в голове чудовища. Наконец достал тёмно-багровый самоцвет размером с яблоко, обтёр краем плаща и сунул в поясной карман.

— Впрочем, — добавил морской король, мрачно и властно обводя взглядом ватагу, — даже если бы я решил пожертвовать Плоским Задом или кем-нибудь из вас, щенков, это было бы в моей воле и на моей чести. Не помню такого, чтобы я обещал кому-то, что он вернётся живым и невредимым из этого похода!

— Да-да, Седой, — покивал Кьярваль, — ты обещал большое и славное дело, и мы все тебе тысячу раз благодарны. Не так ли? Особенно — Плоский Зад.

Арнульф не обратил внимания на подначку. Подошёл с останкам Кетиля, склонился, снял свой роскошный плащ и накрыл им мокрое красное месиво, на которое никто не решался взглянуть. Затем достал крупную золотую монету в десять гульденов и вложил в руку мертвеца:

— Ты принял смерть от оружия, Кетиль Кетильсон, и, наверное, встретишь нас в Чертоге Павших. Мне жаль, что так вышло. За мостом-радугой сочтёмся.