Разведчики - Чехов Виктор Григорьевич - Страница 74

— Действительно, — продолжал майор, — вот возьмем хотя бы петрозаводских учителей-комсомольцев. Создали подпольную организацию; всеми мерами поддерживали уверенность среди оставшегося населения в скором возвращении Красной Армии. А седьмого ноября, это было в сорок втором, учительницы-подпольщицы явились в школы на занятия в красных платьях. Ни требования, ни угрозы оккупантов, даже арест шести девушек не заставили их снять эти платья. Вот и выходит — улыбаться нечему…

Петру очень хотелось рассказать о деснянских комсомольцах-подпольщиках, о деде Охриме — партизанском разведчике, о Наде, ставшей радисткой. Все они не выходили из памяти.

— Товарищ майор, я так вас понял: ты, мол, на фронте воевал, а о войне в тылу врага никакого понятия не имеешь…

— Положим, я так не говорил, но…

— А вам, товарищ майор, не приходилось самому работать с подпольщиками? Ведь правильно вы сказали: условия там особенно трудные…

— В том-то и дело, что трудные. Давай сравним: за что ты, например, получил орден Отечественной Войны 1-й степени?

Шохин пристально поглядел на собеседника:

— За организацию диверсионных партизанских групп, товарищ майор! А второй степени… — Шохин хотел сказать «за разведывательную работу в тылу немцев», но передумал и закончил: — За выполнение особого задания, тоже в тылу у немцев.

Майор сверкнул черными глазами:

— Вот поддел, так поддел. Правда, в деликатной форме и весьма, а все же урок: не делайте, товарищ майор, заключений раньше времени. Так?

— Никакого урока, товарищ майор, — довольным голосом ответил Шохин. — Разве по наградам узнаешь, где и за что человек их получил.

Майор расхохотался:

— Ну, ладно, мировая. Расскажи что-нибудь интересное.

Шохин помолчал, достал жестяную коробочку.

— Разрешите закурить, товарищ майор?

— Вот на столике сигареты.

— Наш табак куда лучше, — отодвинул Шохин пеструю пачку, — да и цигарку свернешь, какая душе твоей угодна. — Он постучал по жестяной крышке, приподнял ее и вытащил сложенную книжечкой папиросную бумагу. Смочив край книжечки языком, не спеша оторвал четырехугольник и свернул толстую самокрутку. — О наших людях, товарищ майор, можно рассказывать целые годы. Посмотришь, на первый взгляд — простой человек, незаметный, а какие дела делает!

Шохин зажег спичку, прикурил и глубоко затянулся. По вагону распространился приятный медовый запах.

— «Золотое руно»? — поинтересовался майор.

— Простой желтый донник, — пояснил Шохин. — Растение такое, мелкими желтыми цветочками цветет. Подбавишь в табак цветы донника, они и дают такой приятный запах…

— Показали себя наши люди всему миру, — с гордостью протянул майор. — Вот рассказывали мне: в Петрозаводске финны на Онежском заводе восстановили мастерскую и в ней отремонтировали двадцать восемь машин. Поставили их у ворот, чтобы утром на фронт отправить. А ночью, — майор свистнул, — машины все до единой сгорели. Разве это не то же, что на передовой?

— Там, где я был, — начал медленно Шохин, — на моих глазах, товарищ майор, был создан партизанский отряд, диверсионно-разведывательные группы организовались. Комсомольцы-разведчики, рискуя жизнью, поступали к немцам на службу, добывали нужные сведения… Юрий, есть там такой комсомолец, ростом невеличка, самостоятельную диверсионную группу создал и пошел с нею фашистов громить… Земля горела у фашистов под ногами!

Шохин задумался. Пережитое на Украине встало перед глазами. «Фашистская чума» — так прозвали нашествие оккупантов в Междуречье… Фашисты думали, что ликвидировали партизанский район. Разве можно уничтожить народный гнев? Место погибших заняли вновь пришедшие. Еще больше укрепились партизаны…

— Ну, что же сделал твой Юрий? — с интересом спросил наблюдавший за Шохиным майор. Очень нравился ему этот сдержанный немногословный человек.

— Юрий-то… А что сделал! Больше пятидесяти гитлеровцев уничтожил, восемь паровозов, сто двадцать два вагона, пять мостов взорвал. Разве все пересчитаешь!

— Молодец парень!

Шохин умолк. Пальцы его теребили пилотку. Освобожден Деснянск. Многие вернулись в родные места, а мать и Оксана еще томятся где-то на немецкой каторге. Да и живы ли? И странно: едет он к дорогому, любимому человеку, а думает о Кате как-то вскользь. Мать стоит перед глазами: высокая, гордая, непокорившаяся.

Петр вдруг соскочил с полки, быстро вышел на площадку, потом решил пройти по вагонам, а когда вернулся на свое место, майор уже спал…

…Длинная, скучная дорога. Уже, кажется, обо всем переговорили, а впереди еще полсуток.

Вторую ночь не может заснуть Шохин. Завтра Беломорск! Завтра он увидит Катю! А она и не знает о его приезде. Последние несколько месяцев он никому не мог писать. Отпуск получил совершенно неожиданно… Шохин курил, вертелся с боку на бок, ложился на спину, а сна не было. Раздражал храп спавшего напротив пожилого капитана. «Закрыл лицо платочком от света и спит…» — завидовал Шохин.

Так в эту ночь Петр и не заснул ни на час.

В Беломорск прибыл без опоздания. Чуть ли не первым сдав на хранение свой багаж, Шохин отправился в госпиталь. С удивительной ясностью вставало перед ним прошлое. Вот несут его в приемный покой искалеченного, на носилках… Вот памятный мост, на котором он, впервые после выздоровления, был с Катей. Как красив Падун под августовским солнцем! Глубокие темно-синие тона пересекаются блестящими струями воды. Стена мельчайших брызг поднимается розовым туманом. Выступающие из воды зелено-бурые камни, как лакированные. Переходя мост, Петр несколько раз посмотрел на воду. Сегодня все здесь казалось особенно красивым.

В вестибюле госпиталя Шохин осмотрелся. Как-то темно, неуютно кругом, никого знакомых. Он подошел к дневальному:

— Товарищ, нельзя ли позвать военфельдшера товарища Данюк… Екатерину Данюк.

— Такой у нас нет, — коротко ответил дневальный, не сводя взгляда с орденов Шохина.

— Как нет? — Шохин сощурил глаза.

Дневальный посмотрел на дергающуюся щеку Шохина.

— Да ты, товарищ, постой, не расстраивайся, — как можно спокойнее посоветовал дневальный. — В госпитале все знают, где ее найти. У пограничников она теперь. Ты что, брат ее?

— Брат! — облегченно вздохнул Шохин. «Чего это я сразу переполошился, ведь не могла же Катя бесследно исчезнуть? Наверное, здесь еще продолжает работать отец Анатолия Королева? Он ведь в рентгеновском кабинете был. У него все и узнаю».

Шохин вспомнил, что рентгенотехника Королева все звали доктором.

— Как бы вызвать доктора Королева из рентгеновского кабинета?

— Это можно. Пришел уже, — дневальный разговаривал с Шохиным дружелюбно, но с некоторой опаской. «Контуженный», — решил он, еще раз глянув на подергивание щеки и глаза. — Сейчас санитарке скажу — позовет.

Как родного сына, встретил Виктор Андреевич Петра. Повел его в свой кабинет, показал последние письма Кати, добрая половина в них была посвящена ему.

На вопрос Шохина, был ли Анатолий, поспешил сообщить, что сын целую неделю прожил у него, многое рассказал об Украине. Сейчас Анатолий находится у матери, после отпуска вернется к пограничникам в свое прежнее подразделение.

Мчится поезд на север по знакомым местам. В открытые окна вливаются хвойные запахи, ароматы трав. Не надо опасаться бомбежек, нападения диверсантов — фронт уже далеко за государственной границей. Мчится поезд, но еще быстрее несутся мысли Петра на заставу… Скоро встретит он любящий, глубокий взгляд Кати, услышит раскатистый бас Синюхина. И пусть сердится или не сердится Катя — крепко при всех ее обнимет… Сейчас даже думать не хочется о том, что недолгой будет эта встреча с друзьями — ведь он дал Гладышу слово вернуться в группу. Там он нужен Родине. Петр помнит, как, вручая награды, генерал сказал ему:

— У вас, товарищ старший сержант, незаурядные способности к разведывательно-диверсионной работе. С вашим талантом и опытом вы сможете оказать Родине еще немало услуг…