Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса - Страница 79

— Кто тебе помогал резать Барта? — спросил Старик в сотый раз за допрос.

— Никто… — Едва слышный хрип сорвался с губ Зайца вместе с красными пузырями.

— Скоро нам придется применить к тебе пытку посерьезнее, ты же знаешь, — Старик не спеша приблизился к Зайцу, после удара раскачивавшемуся на крюке взад-вперед. — Какое злостное упрямство, прямо удивительно, сам себе жизнь усложняешь. Давай, Крошка.

Гигант отвел руку с пятихвосткой назад, медленно, давая жертве возможность ощутить весь ужас ожидания. Фрэнк увидел, как напряглись все мускулы подвешенного, как изогнулось нагое тело в невольной и бесполезной попытке избежать удара. Свистнула плеть, и Фрэнк зажмурился.

Открой глаза, прозвучал в голове злой голос. Раз уж ты здесь, то смотри.

Капли крови падали со ступней Зайца в грязь, где уже образовалась небольшая лужица. Кап, кап, кап.

— Млорд, вы себя ладно чувствуете? — заботливо спросил Старик. — Здесь воняет, сколько ни убирай, а тут еще и этот мерзавец обгадил весь пол. Мы-то привычные. Крошка, открой дверь, Его Милости будет чем дышать.

Сапоги Крошки тяжело застучали по лестнице. Это дало Фрэнку — и, конечно, Зайцу, — краткую передышку. На самом деле, он уже перестал ощущать зловоние этого места, густое, липкое, застревающее в глотке. Только когда лица коснулась свежая струя, вспомнил, каким должен быть воздух.

— Проще всего проводить пытку, когда надобно лишь, чтобы злодей признался в своем злодеянии. Все признаются, родимые, рано или поздно. Хотя приходилось мне видеть и редких упрямцев, — в голосе Старика прозвучало что-то похожее на восхищение. — И опять же таки, сразу и не скажешь, кто зараз все нутро наружу вывалит, а кого не один денек посолить придется. Бывает, злодея с рожей как у черта сразу в слезу пробьет, а какая-б-нибудь там старуха, в чем душа держится, молчит, будто Темный Владыка заговорил ейный язык. Я-то теперь, бывает, сразу вижу — вот ты, Заяц, — Он добродушно похлопал жертву по щеке. — Я вот чем хошь поклянусь, скоро все нам выложишь, до последнего, не будешь муку терпеть зазря.

Старик придвинулся к Фрэнку и тихо прибавил: — Другое похитрее будет. Когда не знаешь, того ли изловили, кого надо или когда чего-то выведать нужно. Тут уж тоже, ты его спервоначала сломай, пусть знает, что надеяться ему не на что, от наказания не уйти. Заставь сказать "Я это сделал, каюсь", но подробно так не говори, в чем его обвиняют.

— А коли человек не убивал? — Собственный голос чуждо отдавался в ушах.

— Ну так это ж мы и выясняем. Когда злодей признался, значится, приговор смертный себе уже подписал, и запираться ему нечего. А ты его как бы между делом про остальное расспрашиваешь, как убивал, когда, где. Ежели не убивал, так никогда всех подробностев не назовет — откуда?

Старик снова шагнул к Зайцу, но Фрэнк поймал его за край одежды. — А вдруг мы замучаем невиновного до смерти?

— Ну, зачем уж сразу до смерти. Головой-то тоже пользоваться надобно. И вообще, раз уж ты здесь оказался, значит — заслужил. Зря не схватят, — В его словах звучала железная убежденность.

— Мы же знаем, Заяц, — сказал Старик громче, — что ты Барта Нечестивца прикончил. Виселицы тебе не избежать, а то и чего похуже. Расскажи только как на духу, кто тебе помогал и как вы это дельце провернули, и покончим с этим. Может, даже словечко за тебя замолвим, чтоб тебя тройной смерти не предали. Ты устал, я устал, Его Милость устал, а? Только Крошка у нас никогда не устает, молодой еще.

По измученному телу пробежала судорога. — Я же во всем признался… Чего… еще… надо… -

— Смотри на меня, когда с тобой говорят! — гаркнул Старик, резко меняя тон. Шепнул Фрэнку в продолжение урока: — После признания злодея еще раз надо под пыткою допросить, для протоколу, но это уж в суде проделают.

Заяц медленно, с трудом поднял голову, посмотрел на Старика. Заплывшие веки то и дело опускались, словно он боролся со сном. — Чего вам….

— Мы тебя спрашиваем, кто тебе помог в злодействе, потому как в одиночку ты его свершить не мог.

— Один я был.

Это никогда не кончится, подумал Фрэнк в отчаянии. Они будут терзать его, пока я не сойду с ума.

— Ладно, оставим это покамест. Чем ты его вязал, чтобы помучить вдоволь?

— Вы чего, сами не знаете?

— Ты давай, отвечай, когда спрашивают. Я может, хочу проверить, правдив ли ты с нами.

Прежде чем ответить, Заяц провел языком по опухшим губам. Все это долгое время он и не пробовал молить о пощаде, видно, зная, что ее не дождется. Только иногда просил воды. — Ну, веревкой. Чем еще вяжут.

— А чем ты его задушил?

— Чем, чем… Воды бы мне… Веревкой и задушил.

— Врешь! — Старик с размаху залепил ему по лицу. — Ты будто хочешь, чтобы мы тут вечно торчали. Кто был с тобой!? Отвечай!!! Давай, Крошка, вмажь ему, он нас тут за дураков держит! — Еще удар — и кровь прыснула из разбитых губ Зайца. — Не мог ты его один убить, он троих таких, как ты, левой бы уделал! Пришпарь его, Крошка, пришпарь, дурной он, себе добра не хочет.

Крошка подскочил с ящика, на который присел, замахнулся плетью, осклабясь в предвкушении.

— Нет, нет, погодите! — верещал Заяц. — Он отвернулся, а я веревку накинул! Я признаюсь, во всем признаюсь, чего вам еще надо?..

Крошка принялся за работу. Заяц кричал не так, как в начале. Странным, высоким голосом, ничего не выражавшим, как и его пустые глаза.

— Может, перерыв? — вырвалось у Фрэнка. Его предложение прозвучало как мольба. По лбу струями стекал пот, разъедал глаза.

— Не, сейчас не время, — Старик стоял, заткнув большие пальцы за пояс, и удовлетворенно наблюдал за Крошкой. — Тут ведь тоже, человека чувствовать надо. Когда надавить, когда погодить. Вот сейчас, я чую, надо давить. Злодея этого он не убивал, тут уж ясно, но он может чего знать, а правды всей нам пока не говорит — про дружков пока ни слова из него не выжали.

Он внимательнее пригляделся к Фрэнку. — А вы, м'лорд, конечно, можете выйти погулять, вина там выпить. Вовсе не обязательно стоять тут как привязанному.

Фрэнк мотнул головой. Раз он позволяет этому продолжаться, он должен быть здесь.

Старик поднял руку. — Ладно, Крошка, погоди, — Он взял в руки кувшин, стоявший на ящике в углу, поднес Зайцу. — Вот, пей.

Понадобилось время чтобы бессмысленный взгляд Зайца обрел фокус. Потом он принялся пить, жадно, захлебываясь. Вода хлюпала на грудь и быстро розовела.

— Заяц, мы уже поняли, ты его не убивал. Зачем ты на себя поклеп возводишь? — голос Старика звучал по-дружески фамильярно. — Мы тебя просто проверяли. Мы ж знаем, это дружки твои порешили Барта. Казни-то тебе не избежать, грехов твоих на десятерых хватит, так хоть душу облегчи. Скажи, кто сие сотворил.

Заяц заговорил не сразу. — Я его убил, один, значит, вот и все, казните меня.

Крошка стоял рядом с ним, переступая с ноги на ногу, нетерпеливо помахивая плетью. — Старик, можно я его прижгу? Можно?

— Ты теперь у нас господин палач. Но я скажу так — погоди. Он все же мужик разумный, мож, он пожалеет себя и все нам выложит, — Старик снова обратился к Зайцу. — Знаешь, так и быть, скажи только одно, и мы на сегодня закончим — слово даю. Чего это за значки?

Заяц мучительно наморщил лоб, как ребенок, не помнящий урока. — Значки?

— Не притворяйся, что не знаешь. Значки, что твои дружки нарисовали на стене кровью Барта.

— Ну это… значки… — Он вглядывался в лица своих палачей в поисках ответа, пытаясь угадать, что от него ждут.

Он вообще ничего не знает, понял Фрэнк.

— Так и быть, Крошка, прижги его. Вижу, я в нем ошибся. Он по-хорошему никак не хочет, — Старик стер с лица алые капли, повисшие на усах и бровях. — Ты ведь понимаешь, Заяц, это мы пока только разогреваемся. И Его Лордству не пристало совсем уж мерзкие вещи показывать. Но млорд скоро уйдет, и тогда мы примемся за тебя всурьез.

Крошка, тем временем, развел огонь в переносной жаровне, опустил туда железный прут.