Цветок с тремя листьями (СИ) - Фламмер Виктор - Страница 15

— Я вдова, господин, — женщина пригнулась к самому полу, словно прося прощения за свои слова.

— Вот как… — Киёмаса подошел к ступенькам и прислонил палку к стойке навеса. — Отчего умер твой муж?

— Корабль, на котором переправляли его отряд, утонул.

— Значит, воином был. И сына обучить не успел… Эй, парень, ты гордишься своим отцом?

— Да, господин, — мальчик опустился на колени и неловко согнулся: видимо, сильно болела спина после удара.

Киёмаса удовлетворенно хмыкнул, поднялся по ступеням и остановился возле служанки, задумчиво оглядывая ее.

— Вот что, — проговорил он наконец, — вечером перед закатом оденешься, накрасишься и придешь ко мне.

Служанка подняла голову и удивленно посмотрела на него, словно не понимая. Потом тихо всхлипнула, и по ее щекам покатились слезы.

— Эй! Что это за сопли? Или… — он наклонился, ухмыльнулся и сжал ее плечо. — Или тебя и так хватает мужской ласки?

Женщина снова всхлипнула, и плечи ее затряслись.

— Отпустите мою маму! — мальчишка, сжимая в руках палку, взлетел по ступеням.

— Что? — Киёмаса резко обернулся. Женщина за его спиной громко вскрикнула. Мальчишка стоял перед ним, и в глазах его плескался не то что страх — панический ужас. Палка тряслась в его руках, но он не отпускал ее, держа перед собой.

Киёмаса хохотнул и выставил вперед ладони:

— Эй! Убери свой меч, видишь, я сдаюсь?

Мальчик опустил палку и расплакался. Словно в ответ, женщина зарыдала в голос.

Киёмаса отступил на шаг.

— Что это за… — он наморщил лоб, — женщина, какого ёкая ты рыдаешь? Боишься?

Она дернула головой, не переставая всхлипывать.

— Глупости, не бойся. Никто из женщин еще не жаловался на мою грубость.

Она сильнее затрясла головой, не переставая рыдать.

— Так чего же ты ревешь тогда?! — зарычал Киёмаса. Эти слезы уже стали его откровенно раздражать.

— Я… — едва выдавила из себя служанка, — …боюсь, что господина приговорят… к смерти.

Киёмаса снова ошарашенно нахмурился, но тут же его лицо просветлело.

— Тьфу ты… дура. Понятно. Тогда вот что. Придешь после заката, когда стемнеет. Чтобы никто не видел? Понятно?

Женщина перестала рыдать и посмотрела на него. Губы ее тряслись. Ее лицо, даже залитое слезами, все равно было довольно миловидным.

— Ты поняла? — Киёмаса повысил голос, хотя то, что рыдания прекратились, обрадовало его.

Служанка торопливо кивнула.

— Тогда исчезни до вечера.

Она отползла назад, к ступенькам, схватила сына в охапку и скрылась.

Когда Киёмаса проснулся утром, солнце едва показалось над горизонтом. Но женщины рядом не было: видимо, она ушла еще затемно. Киёмаса усмехнулся. Женщины всегда казались ему очень странными существами. Впрочем, кто еще позаботится о ее детях, если муж погиб. Была в этом какая-то неправильность, но думать о таких вещах с утра Киёмаса не привык. Он подумает об этом после завтрака.

Он поднялся, повертел головой, разминая шею, взял меч и вышел во дворик, с удовольствием окунаясь в утреннюю прохладу.

Он уже закончил тренировку и умывание, когда до него донесся негромкий стук посуды. Киёмаса, довольно улыбаясь, поднялся по лестнице. Женщина оглянулась и поприветствовала его поклоном. И не ушла, когда он сел за столик и принялся за еду.

— Вот что, — сказал он, когда она подошла, чтобы убрать посуду. — Подарить мне тебе нечего. Денег тоже не дам — нету. Но если я выйду отсюда, и выйду не ронином — найду тебе хорошего мужа, обещаю. Он воспитает твоего сына настоящим воином. И дочь твою выдам за порядочного человека. Согласна?

Одна из чашек звякнула, скатываясь со столика.

— Да что опять не так?! — Киёмаса приподнял одну бровь, но женщина уставилась на упавшую чашку с таким же недоумением. Киёмаса нахмурился, а через секунду резко лег на пол и прижался ухом к доскам. И услышал тихий ритмичный гул, словно где-то глубоко под землей били в большие барабаны. В то же мгновение он вскочил, одной рукой подхватил с пола женщину и вылетел из комнаты, сметая недавно починенную стену.

И тут же земля ушла у него из-под ног. Он упал, отбрасывая свою ношу подальше во двор, и словно откуда-то издалека услышал испуганный женский крик. И громкий треск, сменившийся оглушительным грохотом: рухнули столбы, поддерживающие крышу. Он откатился подальше и закрыл голову руками. Сверху посыпались комья земли. Он попытался подняться на колени, но его тут же бросило вперед, и он едва не скатился во внезапно образовавшуюся трещину в земле. Отскочив назад, он все-таки поднялся на ноги, и тут черный, ослепляющий ужас накрыл его с головой.

— Женщина! Где конюшня?! — он в панике начал озираться по сторонам.

Служанка перестала кричать и тут же вскочила. И уставилась на него, как испуганная лягушка на змею.

Он подлетел к ней, сильно и хлестко врезал по лицу.

— Конюшня! Лошадь! Фусими! Два дня назад! — он принялся трясти ее за плечи. Наконец она поняла. И кинулась вперед, спотыкаясь и увлекая его за собой.

От конюшни осталось всего две стены. Между ними в груде обломков метались несколько одержимых ужасом лошадей с выпученными и налитыми кровью глазами. Киёмаса бросился к одной из них и схватил за шею. Рванул на себя и вниз, пригибая лошадиную голову к земле. Животное дернулось было, захрипело и так же внезапно затихло, успокаиваясь. Киёмаса удовлетворенно хлопнул лошадь по заляпанной пеной морде и запрыгнул ей на спину, держась за гриву. Ударил пятками в бока и направил к разлому в стене.

И тут же дорогу ему преградили несколько вооруженных воинов. Засыпанные пылью и грязью, они сжимали в руках копья, явно давая понять, что не пропустят его. Киёмаса осадил лошадь.

— Его светлость в Фусими. За мной.

Эти поняли мгновенно. Двое из них бросились ловить лошадей. А Киёмаса, уже ни на что не обращая внимания, погнал лошадь вперед.

Хидэтаде вначале показалось, что он оглох. Миг — и он больше не слышит ничего: ни грохота, ни треска, ни испуганного рева малыша. Потом он понял, что перед глазами мутная бело-розовая пелена с зелеными пятнами. И то, что он не может дышать. На секунду ему показалось, что на самом деле он умер, и даже стало любопытно, а что теперь будет дальше. Он попытался пошевелиться, и, словно в ответ на его движение, заворочался и заелозил Хироимару. И Хидэтада окончательно пришел в себя. Откинул рукой розовое марево, которое оказалось шелком платья одной из лежащих на нем девушек, и его взгляд уперся в нависающие прямо над головой ветви. Он попытался подняться. Хироимару прижался к нему, вцепившись в шею, и сосал палец. Хидэтада, которого больше всего беспокоило, что он мог нечаянно придавить ребенка, выдохнул: похоже, тот был в порядке.

— Хидэтада-а! Эй! Хидэтада-а! — голос господина Хидэёси прозвучал совсем близко. И Хидэтада облегченно улыбнулся.

— Ваша… ваша светлость! Мы здесь!

Он поднялся, оттолкнув тело девушки в сторону и протискиваясь сквозь ветки. Похоже, они оказались в ветвях кроны упавшего дерева.

— Хвала всем богам и буддам! — внезапно сквозь густую листву просунулась голова господина Хидэёси. Волосы его были растрепаны и свисали вдоль плеч, лицо испачкано грязью, подбородок украшала глубокая царапина.

— Хирои! Что с Хирои? Дай его мне!

— Господин Хироимару в порядке, ваша светлость. Только мокрый. И я тоже, — Хидэтада вдруг громко расхохотался и вытянул руки, протягивая ребенка.

Хидэёси схватил его и начал старательно ощупывать.

— Хирои… мой Хирои… вот ты какой у меня… смелый! — он вдруг громко взахлеб зарыдал, но его рыдания тут же сменились смехом. Некоторое время только их с Хидэтадой смех разносился по лесу.

Не переставая нервно посмеиваться, Хидэтада выбрался из ветвей, прорубая себе путь мечом, и огляделся по сторонам.

— Нам… повезло, что дорога такая широкая здесь… — наконец сказал он.

— Повезло? И ты называешь это простым везением, Хидэтада? Это настоящее чудо, что мы живы… а ты… Хидэтада… — Хидэёси подошел совсем близко, прижимая Хирои к груди, и с силой сжал плечо юноши. — Хидэтада… ты спас моего сына… ты…