Книга алхимика
(Роман) - Уильямс Адам - Страница 110

Задача, конечно, перед ним стоит непростая, но такова природа всего по-настоящему важного. Впрочем, все уже закрутилось и завертелось, и ему нужно только внести незначительные изменения в первоначальный план.

Тут мысли Пинсона снова вернулись к Пако.

Где он сейчас? Профессор глянул на часы: пора бы сеньору Куэльяру вернуться! По словам Паладона, путь от пещеры до выхода занимает около двух часов. Что случилось с Пако? Энрике вспомнил его хитрую улыбку. Что ж, надо готовиться к худшему.

«Решено, — подумал Пинсон, — если Пако не явится через час, я сам отведу заложников в пещеру. В противном случае нас всех ждет верная смерть. А так хоть какой-то шанс».

Солнечный луч, проникший через витражное окно с изображением сцены пленения Иисуса Христа в Гефсиманском саду, упал на лицо профессора. Витраж. Красные, зеленые и синие стекла сверкали, словно рубины, изумруды и сапфиры. Их сияние на миг ослепило Пинсона. Он посмотрел на лицо Христа — такое доброе, спокойное, всепрощающее… Спаситель был удивительно похож на его сына, Рауля.

Мария заворочалась, открыла глаза и улыбнулась. Она бережно приподняла Томаса с коленей и опустила его голову на свернутое вместо подушки одеяло.

— Пусть спит, пока может, — тихо произнесла она. — Бедняжка.

Пинсон залюбовался ею. В свете зарождающегося дня Мария казалось особенно красивой.

Она присела рядом с профессором и поцеловала его в щеку.

— А у тебя как дела? — спросила она. — Ты поспал хоть немного?

— Нет. Зато я дочитал книгу.

— Ух ты! — Она подняла бровь. — Ну и как? Там хорошо все кончилось?

— Увы, Азиз погиб, — ответил Энрике, — Айша тоже погибла. А вот Паладону удалось вместе с сыном бежать. Самуил тоже выжил. Короче говоря, надежда на относительно счастливый финал все же есть.

— Только не для женщины, — рассмеялась она. — Не очень-то это вдохновляет. — Мария толкнула его локтем в бок. — Ладно, не куксись, я просто тебя дразню. — Неожиданно она сделалась серьезной. — Получается, в волшебной книжке нет ответа, как нам спастись? Томас расстроится. Как ты думаешь, есть хотя бы малейший шанс?

— Мы просто обязаны в это верить, — ответил Пинсон, почувствовав укол совести. Нет, говорить о потайном ходе слишком рано. К чему напрасно будить надежду на спасение, которая может оказаться ложной.

Мария коснулась его плеча.

— За столько веков в мире ничего не поменялось, — сказала она. — Знаешь, все те люди, о которых рассказывает в своей книге Самуил, кажутся мне такими живыми… Будто я с ними лично знакома, — она вздохнула. — Жаль, что Айша погибла. Их любовь с Паладоном была для меня неким символом. Сколько им всего пришлось пережить. Мне почему-то казалось, что если у них все получится, то повезет и нам. Новостей от Огаррио нет?

— Пока нет. — Пинсон решил поменять тему разговора. Он показал на Фелипе, который тихо похрапывал, привалившись к колонне: — Надо его разбудить. Вдруг неожиданно явится сержант и обнаружит, что часовой дрыхнет на посту!

Профессор потряс солдата за плечо. Фелипе дернулся, вскрикнул, просыпаясь, и, схватив винтовку, в ужасе принялся озираться по сторонам. Шум разбудил Томаса.

Мальчик зевнул, потянулся и покрутил головой, пытаясь отыскать книгу Самуила. Но на скамье, там, где вчера читал дед, было пусто. В глазах Томаса вспыхнула надежда.

— Деда, ты дочитал? Самуил объяснил, как отсюда выбраться?

Пинсон посмотрел на Марию, которая чуть в стороне складывала одеяла, наклонился к внуку, взял его руку в свою и одновременно прижал палец к губам.

— Объяснил, — прошептал он, — и этот секрет у меня здесь, — профессор постучал по голове. — Но пока я должен хранить его в тайне и никому о нем не рассказывать, даже тебе с Марией. Надо дождаться определенного времени, а то волшебство не сработает. Понимаешь?

Томас с важным видом кивнул.

— Это как с желанием? — спросил он. — Если загадал, а потом о нем рассказал, оно никогда не сбудется. Мне так Лупита объясняла.

— Совершенно верно, Томас. Более того, даже когда ты узнаешь о секрете Самуила, его все равно никому никогда нельзя будет раскрыть. Мы ведь должны защищать Самуила, раз он нам помогает, верно я говорю? Никто никогда не должен узнать о волшебной книге и том, что сокрыто внизу. Ты обещаешь дедушке хранить тайну?

— Это вроде кодекса молчания у бандитов, точно? — сдвинул брови Томас.

— Точно.

Мимо прошла Мария с ворохом одеял. Она остановилась и одарила деда с внуком улыбкой.

— О чем это вы тут шепчетесь?

— Секрет, — с гордым видом ответил Томас. — И я тебе его никак не могу открыть.

Изогнув брови, Мария посмотрела на Пинсона. Тот только руками развел.

— Ясно, — кивнула она, — у вас тут настоящий мужской разговор.

— Да, — с важным видом подтвердил Томас.

— Ну ладно, тогда я не буду вам мешать. — Мария заговорщицки подмигнула и, улыбаясь, направилась в дальнюю часть храма, где Эктор устроил туалет.

— Томас, тебе нравится Мария? — спросил Пинсон.

— Да, дедушка. А еще мне кажется, что мы ей тоже нравимся.

— Как ты посмотришь на то, что она станет заботиться о тебе? Ну… как Лупита. — Профессор почувствовал, что у него перехватило горло.

Мальчик подскочил от радости.

— То есть будет с нами жить? Да, деда?

— Для начала посмотрим, как сработает колдовство, — ответил Пинсон. — Я был бы очень рад, если бы она осталась с тобой.

— И с тобой! — добавил внук. — Заживем втроем! Вот здорово, правда?

Профессор выдавил из себя улыбку и потрепал Томаса по голове.

— Все, ступай, — промолвил он севшим голосом, — Фелипе, наверное, тебя уже обыскался.

Мальчик кинулся разыскивать приятеля. Пинсон проводил его полным нежности взглядом и вновь обратился мыслями к решению, которое только что принял. Дело могло оказаться сложнее, чем он изначально предполагал.

Чуть позже бабушка Хуанита, призвав на подмогу более молодых женщин, пустила на дрова аналой и развела костер в боковом приделе. Через некоторое время она объявила, что завтрак готов. Заложники послушно выстроились в очередь. Тут выяснилось, что нет ни тарелок, ни мисок. Огаррио предоставил еду — мясо, хлеб и сыр, но не позаботился о посуде, ограничившись котлом, который его солдаты забрали в одном из домов. Все приуныли, но сметливый Эктор Гарсиа вспомнил о церковной утвари, до сих пор хранившейся в ризнице. Мужчины выломали дверь, вошли внутрь и вскоре показались снова, груженные золочеными блюдами и серебряными чашами.

Все это помогло разрядить напряжение, копившееся на протяжении ночи. Бабушка Хуанита, развеселившись, стала изображать священника, причащающего паству. Всякий раз, накладывая тушеное мясо, она осеняла каждого крестным знамением, а заложники, наряженные монахинями и священниками, делали вид, что преклоняют колена.

Пинсону творящееся веселье казалось дикостью, если не сказать кощунством. Кривляния заложников, уписывавших мясо из украшенных рубинами чаш или гордо следовавших за Эктором, который водрузил на голову епископскую митру и принялся с важным видом вышагивать с крестом в руках, напоминали макабр, пляску смерти[84]. Не хватало только паяца, одетого в костюм скелета.

Он почувствовал, как на его руку легла ладонь Марии.

— Успокойся, все хорошо, — проговорила она. — Бабушка Хуанита хорошо понимает, что надо людям. Она устроила им карнавал.

Пинсона потрясла горечь в ее голосе.

— Карнавал?

— Это же лучше, чем сидеть сложа руки и изводить друг друга. Да, вы с бабушкой Хуанитой прекрасно потрудились. Вам удалось убедить людей, что, скорее всего, их освободят, но на самом деле в глубине души все понимают — шансов выжить у нас не так уж и много. Ты почувствовал, как сгущается ночью атмосфера страха? Считаешь, что заложники чем-то сильно отличаются от убийц-солдат за стенами этого собора? Или, если уж на то пошло, от любого испанского обывателя? Иногда мне кажется, что вся война не более чем один гигантский карнавал. Масштабная коррида, любовный роман со смертью…