Книга алхимика
(Роман) - Уильямс Адам - Страница 117

Несколько секунд Пинсон неподвижно стоял у михраба, любуясь изображением птиц, порхающих среди цветов. Здесь, на этом месте, всего несколько минут назад Мария сулила ему счастье. Ему вспомнилось их знакомство — юное лицо, веснушки, блеск глаз, щелчок зажигалки, улыбка сквозь клубы табачного дыма. Как молодо она выглядела и как сразу привлекла его внимание…

«Ну и дурак же я. Совсем ума лишился, — подумал Пинсон и мрачно усмехнулся. — Правильно в Библии сказано: „Лучше встретить человеку медведицу, лишенную детей, нежели глупца с его глупостью“[85]. Ну, берегись, Огаррио». Уверенно взявшись за светильник, профессор повернул его. Альков пришел в движение. Энрике проскользнул в проем и оказался в мечети.

Царивший там мрак отступил. Светильник отбрасывал розоватый свет, выхватывая из темноты первые два ряда колонн. «А ведь их здесь целый лес, — пришло в голову Пинсону. — Так и тянутся ко входу. Семь штук в ряд — по числу планетарных богов». Профессору показалось, что он ощущает мощь сверхъестественных сущностей. Где-то там, над его головой, вращаются сферы, а по невидимым каналам, рассчитанным Самуилом, течет небесная энергия…

Идеальную симметрию храма портила взрывчатка, сваленная безобразной грудой на полу. Пинсону захотелось вышвырнуть ее вон. Она оскверняла святое место. Ему вспомнились слова Марии: «Храм, славящий любовь… А мы набили его взрывчаткой и собираемся уничтожить».

Со всей осторожностью он опустил руку с горящей лампой. Пинсон весьма смутно представлял себе, как обезвредить заряд. «Начну с того, что перережу провода, соединяющие все эти кучи взрывчатки». Прежде чем заложники двинулись в тоннель, бабушка Хуанита отдала ему нож, который заложник по имени Хуан вытащил из тела Фелипе. Пинсон аккуратно поставил светильник на пол, достал из кармана лезвие и перерезал провод. Затем он увидел еще один провод, и еще, и еще. Они покрывали весь пол мечети, переплетаясь между собой, подобно клубку змей.

«Нет, надо придумать чего-нибудь поумнее», — решил Пинсон, заметив, что все провода тянутся в одном направлении. Ориентируясь на него, профессор вскоре обнаружил ближе к центру зала небольшую черную коробочку с ручкой. «Как же я сразу не подумал о взрывателе, — обругал он себя. — Его надо отсоединить, и дело с концом». Он перерезал провода и на всякий случай отнес взрыватель за михраб, в пещеру, и оставил его на столе. Затем профессор вернулся обратно в мечеть.

«А что, если этого недостаточно? — вдруг заволновался Пинсон. — А что, если Огаррио решит, не спускаясь, просто кинуть вниз пару гранат? Сможет ли от их разрыва сдетонировать взрывчатка?»

На мгновение его охватило отчаяние. Однако, взяв себя в руки, профессор принялся за работу. Один за другим он оттаскивал мешки и ящики прочь от веревочной лестницы в самый дальний угол.

Через час дело было сделано. Мокрый от пота и смертельно уставший Пинсон без сил повалился на кучу взрывчатки. Теперь она лежала больше чем в пятидесяти метрах от веревочной лестницы. С такого расстояния ее взрыв не достанет.

Оставалось сделать еще одну вещь. Не обращая внимания на ноющие от боли мышцы, Пинсон, пошатываясь, двинулся вдоль колонн. Он нашел коробку, которую в бешенстве отбросил прочь Ринкон, не обнаружив внутри сокровищ, вынул из кармана рукопись Самуила, поместил ее зуда, а саму коробку вернул обратно в Нишу, где стояла урна с прахом Паладона.

Он посмотрел на мягкий свет, горящий в михрабе. Прежде чем уйти, профессор собирался погасить светильник, чтобы огонек не привлек чьего-нибудь внимания, но теперь тихо усмехнулся. «Да я и вправду потихоньку схожу с ума, — подумал он. — Ради чего я это все затеял? Чтобы сюда больше никто никогда не спускался. Лучше оставлю его гореть. Огонек будто возвращает творению Паладона былую святость. Архитектор специально создал михраб так, чтобы в нем всегда сиял огонь. Это ведь как-никак Ниша Света. Воплощение духа всего храма».

Некоторое время профессор любовался импровизированной лампадой. «Скорее всего, моя жизнь оборвется прежде, чем закончится масло, а это означает, что светильник гореть будет вечно, по крайней мере для меня. Теперь до самого конца я буду представлять тени Паладона и Самуила, помогающих мне, и этот огонек, мерцающий во тьме», — эта мысль придала Пинсону сил.

Почувствовав прилив энергии, профессор полез по лестнице вверх, прихватив с собой несколько досок, выломанных из ящика из-под взрывчатки. С зажатым под мышкой грузом подниматься оказалось невероятно тяжело: несколько раз он чуть не сорвался, а протиснуться в дыру смог только с третьей попытки. Выбравшись, Пинсон аккуратно поставил доски у стены гробницы — не дай бог, свалятся обратно! — и спустился за фонарем, который заложники прихватили, выбираясь из собора. Хватит его ненадолго, но ему и не нужна вечность.

Последний раз одолев сложный подъем, профессор отвязал лестницу и скинул ее вниз. К чувству торжества примешивалась и грусть. Теперь при всем желании он уже не сможет вернуться в пещеру. Пинсон представил себе, как заложники идут по тоннелю. Что ж, мосты сожжены. Выбор сделан. Назад пути нет. Изменить ничего уже нельзя, и это все упрощает. Он с облегчением выдохнул.

Дел оставалось не так уж много, но откуда взять силы? Минут пять он лежал на холодном каменном полу возле гробницы и отдыхал. Ему потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы заставить себя встать.

Выяснилось, что доски, которые он принес из мечети, немного коротковаты. Впрочем, окажись они длиннее, было бы еще хуже. Покрутив доски так и эдак, Пинсон частично прикрыл ими отверстие, а потом завершил начатое при помощи камней. Теперь догадаться, что скрывается под завалом, невозможно.

Ему осталось одно последнее дело, а потом можно и отдохнуть.

Держа перед собой фонарь, он пересек полукруглую залу, вошел в один из коридоров некрополя и наугад выбрал останки высокого прелата с пышной и светлой, как у Паладона, шевелюрой. Сейчас это не имело значения. Один скелет или другой — разницы нет. Профессор даже не испытал никаких неприятных чувств. Есть задача, и ее надо выполнить.

Держа в одной руке череп, а другой прихватив костяк, он вернулся к гробнице. Потом еще дважды прогулялся, подбирая отвалившиеся по дороге части скелета. Забрался внутрь саркофага, старательно собрал останки неизвестного прелата. Вылез.

Полностью заделать дыру в стенке гробницы Пинсон не мог, лишь заложил ее как можно аккуратнее кусками камня, выломанными солдатами. Окончательный результат нельзя было назвать идеальным, однако теперь со стороны могло показаться, что гробницу вскрывали много веков назад. Расхитители могил существовали во все времена. Вряд ли кто-нибудь станет особенно приглядываться к повреждениям саркофага.

Профессор сел на пол, прислонился спиной к стене и посмотрел на результат своих трудов. Теперь можно отдохнуть. Работа закончена.

Нет, конечно, еще остается Огаррио. Придет время, и он явится сюда, но Пинсон готов к встрече с ним. «Сейчас у меня есть кое-что получше перочинного ножика Самуила. Довольно того, что его сегодня уже один раз запятнали убийством», — подумал он. Прежде чем вылезти из гробницы, профессор прихватил с собой кирку, оставленную там одним из солдат. Теперь он крепко держал ее за рукоять.

Оставалось только ждать. Пинсон выключил фонарь, и его обступила кромешная тьма. Вроде даже стало холоднее. Он порадовался, что не оставил внизу куртку: скинул ее, когда таскал взрывчатку, и вспомнил об этом в последний момент, когда спустился в мечеть за лампой. И все же, даже нацепив куртку, Пинсон очень мерз: липнущая к телу, мокрая от пота рубаха казалась ему холоднее льда. Он не знал, сколько сейчас времени, его часы не были люминесцентными. «Надеюсь, я тут не простужусь. А то настало время помирать, а тут чихаешь без остановки». — Эта мысль настолько позабавила профессора, что он расхохотался. Жутковатое эхо пошло гулять по некрополю, отражаясь от стен.