Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна - Страница 60

Высокий мужчина вошёл к ней в комнату и, ожидая разрешения говорить, замер на пороге.

– Вам точно нужна я?

Посланник кивнул.

– Слушаю.

– Вам предписано явиться в Теночтитлан со своим сыном незамедлительно, чтобы присутствовать на празднике Куахвитлехва, госпожа.

– Но по приказу тлатоани Ицкоатля я должна находиться в поместье. Мне запрещено появляться в столице.

– В этот день съезжаются все знатные граждане Анауака, госпожа! И вам приказано прибыть к сроку!

– Вот как? Ступайте, вас накормят… – холодок пробежал внутри Иш-Чель. Она повторила про себя: "Куахвитлехва, Куахвитлехва, Куахвитлехва… Это праздник какого бога? Почему все знатные должны быть в одном месте? Даже те, кто в изгнании…"

Ощущая себя очень неуютно, так и ничего не вспомнив, Иш-Чель отправилась во внутренний двор, чтобы отдать распоряжения собираться.

– Куахвитлехва? О, госпожа, это ведь замечательный праздник Выпрямления деревьев!.. – сказала ей служанка.

Присев на корточки, женщина пояснила, что в этот день жрецы отбирают мальчика из знатной семьи в возрасте от пяти до семи лет, чтобы принести в жертву.

У Иш-Чель, едва она услышала о мальчике и жертвоприношении, потемнело в глазах.

"Не может быть… Такого просто не может быть! Маленький Ягуар – моя жизнь, моя радость и надежда, только не он! Мы не пойдём в Теночтитлан! Мы останемся дома!"

Иш-Чель наивно полагала, что о её семье могут забыть. Но едва прошла неделя, как у порога имения стоял отряд из младших жрецов Тлалока. Ей вежливо объяснили, что их семья обязана присутствовать в столице и принимать участие, которое будет угодно богам. Холодея от ужаса, Иш-Чель отдала приказание собрать вещи. Когда всё было готово к путешествию, она вместе с сыном взошла на носилки и обречённо закрыла глаза. Всю дорогу женщина прижимала к себе сына, неустанно шепча молитвы своей богине о спасении Маленького Ягуара.

Праздник Куахвитлехва приближался…

Все ждали его с особым напряжением, втайне надеясь, что выбор минет их дом. Как всегда, надежда, а может, чувства любви и материнства, вступали в неравный бой с возможностью прославиться и послужить богам. В каждой семье матери боялись признаться самим себе, что слава и гордость за клан, род иногда оказывается слишком неравнозначными по сравнению с их любовью к ребёнку.

И потому в домах пилли стих смех.

Не было привычных визитов гостей на чашечку чоколатля с обсуждением городских и военных новостей с границ.

Иш-Чель с ужасом вставала каждое утро и тряслась – страшный день выбора приближался. И вот тут-то она буквально возненавидела своё положение, дававшее ей до этого времени привилегии в обществе. Ведь теперь жизнь её сына впервые за пять лет была под угрозой.

Уж лучше бы она осталась простой рабыней, служанкой, наложницей, но никак не женой знатного человека из Теночтитлана!

Каждый её день теперь начинался с того, что она бросала тревожней взгляд в сторону горы Тлалокан и не знала, каким же богам возносить молитву о спасении Маленького Ягуара. Как оградить родное дитя от гибели. Её поведение напоминало метание обезумевшей женщины, только подтекст был иной – она хотела, чтобы боги не избрали её сына. Без единой тени смущения и страха Иш-Чель пыталась найти выход и оградить ребёнка даже от самой необходимости участвовать в жеребьёвке.

Чаще всего слуги смотрели на неё с осуждением, если могли разгадать истинную причину истерик, а родные пытались говорить ей обычные, известные всем фразы:

– Это милость богов, это счастье послужить им…

– Нужно смириться, не раз жребий обходил нас стороной…

– Нужно молчать, чтобы не навлечь на себя гнев жрецов…

– Твоё поведение навлечёт гнев богов на наши головы…

– Столько лет ты живёшь с нами, а не научилась любить и чтить наших богов…

Иш-Чель смиренно принимала все советы, отмалчивалась и уходила в себя, понимая – ей не дано всем объяснить, что значит для неё жизнь сына. А внутрив душе закипал гнев на несправедливость богов к ней, к ребенку. И только мимолётная надежда, что просто не могут боги несколько раз делать выбор из одной семьи, постепенно уступала страшной в своей истине мысли – не настигла ли ее сейчас расплата за побег от жертвоприношения в Коацаоке? Не должен ли теперь сын отвечать? Но бог Чаку остался в прошлом! Здесь, в Теночтитлане, правят другие боги! Неужели всесильные договорились между собой, и бог Чаку сможет отомстить ей, безжалостно отобрав сына?!

"Что же мне делать? Как, ну, как же мне спасти его?!" – билась в истерике Иш-Чель в безрезультатных поисках выхода.

Она перебрала все возможные варианты побега… И ни один не подходил.

Дни и ночи стали для Иш-Чель истинным кошмаром. Ей постоянно чудились протянутые в мольбе руки сына. Она наяву слышала его жалобный призыв о спасении, но даже во сне не могла ему помочь.

Ишто жалела невестку, и внука она любила – Маленький Ягуар был славным мальчиком, в меру шустрым, резвым и очень разумным. Ее семью, сколько старушка себя помнила, выбор богов обходил стороной. Женщина не могла представить дом, не освещенный чистым смехом и постоянными проделками мальчика. Веруя, она надеялась, что Маленький Ягуар не уйдет из их жизни. Во всяком случае, она твердо знала, что не сможет радоваться, если выбор богов падёт на них. Хуже всего было, что Амантлан отсутствовал более семидесяти дней – он был в землях отоми на севере.

Обе женщины страдали молча. При встречах они прятали глаза и пытались заводить ничего не значащие разговоры о домашних делах. Это очень раздражало обеих, но никто не изменял принятому поведению, что ещё больше ожесточало их и разводило в разные стороны. Обстановка накалялась с каждым днём, и в одно утро Иш-Чель отдала приказ слугам собирать вещи. Она решила бежать из Теночтитлана в пригородный дом.

Что двигало обезумевшей матерью, было понятно каждому – при отсутствии Амантлана именно ей предстояло тянуть жуткий жребий для сына.

Устав противиться невестке, Ишто подошла к каноэ. В последний раз, пытаясь вразумить женщину, теряющую своё лицо, сказала:

– Ты не сможешь убежать от судьбы, Золотое Пёрышко Колибри…

– Я попытаюсь… – невестка упрямо вздёрнула подбородок.

– Здесь у тебя больше шансов, подумай, тебе принесут полную корзину…

– А вдруг они не станут выезжать за город?

– Доченька, дорогая, ты ошибаешься, потому что жрецы обойдут дом за домом, пока не будет вытянут жребий! Одумайся…

– Да, вы правы, теперь от меня почти ничего не зависит. Но если бы он был сыном простой рабыни, никто не протянул бы ему этот жребий – это удел детей пилли! Ну почему вашему сыну удалось уговорить меня! Зачем он сделал меня своей женой! О, боги! Где же вы? Зачем я согласилась?!

– Ты ослеплена и ожесточена, дочка, останься и возьми себя в руки.

– Маленький Ягуар – моя жизнь. Он все, что есть у меня. Я смешна вам. Пусть так. Я бегу, чтобы спасти сына! – Иш-Чель решительно села в каноэ и накинула на голову покрывало, обрывая тем самымразговор со свекровью.

Снова ничего от неё не зависело. Вновь ничто не имело значения. Но она должна была действовать, хотя бы уехать из столицы, ставшей внезапно мрачной и угрожающей.

Теночтитлан давил на неё, не давал думать. Тишина угнетала. А дом стал казаться клеткой, из которой просто необходимо было вырваться. А там… Может быть, вне города и подальше от храмов и жрецов она сможет сосредоточиться и найти выход? Слабая, но всё жехоть какая-то надежда была. И она не имела права ею не воспользоваться.

Однако за городом дни тянулись по-прежнему. Выхода не было. Она похудела и практически перестала есть, со страхом ожидая дня праздника Выпрямления деревьев.

Когда наступил этот день, глухой звук барабанов возвестил о его начале, достигнув ушей всех, будя в людях смутное беспокойство и тревогу. Он быстро летел над водой и накрывал окрестности Теночтитлана, проникал за стены домов, заставляя Иш-Чель вздрагивать.