Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна - Страница 61

"Вот оно! Помогите мне, боги!"

Иш-Чель проснулась от звука барабанов, ощутив, что не имеет сил подняться. В голове лишь стучала настырная мысль: "Пройдите мимо моего дома!"

Но их поместье было первым из расположенных за городом, дальше раскинулись десятка два домов менее знатныхпридворных.

Совершенно неожиданно Иш-Чель вдруг поняла, почему старая Ишто уговаривала её оставаться в городе – в соответствии с рангом Амантлана, ей предстояло выбирать в первой десятке знатных, а это увеличивало шанс вытянуть гладкую дощечку без изображений. Ошибка едва не доконала женщину окончательно, если бы была возможность уехать обратно в город – она немедленно посадила в каноэ гребцов и сына. Но поздним вечером предыдущего дня посланец от жрецов принял подтверждение об их нахождении.

– О, боги, будьте милостивы к нам! Что же делать?! – Иш-Чель заметалась по поместью, слуги в страхе шарахались от одного её вида – огромные тёмные круги под прозрачными от слез глазами опускались до середины щёк, взгляд практически безумный. Она не различала предметы, не помнила имён, только со страхом прислушивалась к плеску вод озера, по которому должны были прибыть жрецы с корзиной.

"А что, если сесть в каноэ и отплыть, но не удаляться от поместья?" – мелькнула новая мысль. Ведь они могут просто гулять? Могут. Они никуда не уплыли, и никто не обвинит их в измене – пределы поместья большие, их не найдут!

Но и эта мысль была отвергнута – жрецы не уйдут, пока не проведут жеребьёвку. А слуг в поместье хватает, все сады и угодья будут тщательно ими досмотрены…

Ближе к полудню показались лодки жрецов. Их было около десятка – это означало, что все семьи пилли, оставшиеся в Теночтитлане, благополучно избежали участи избранников богов и могут радоваться. И она сама вытянет жребий. Она и никто другой подтвердит – жить сыну или быть принесённым в жертву. Каноэ, празднично украшенные большими гирляндами цветов, причалили к мосткам поместья Амантлана, все слуги высыпали их встречать, радостно приветствуя. Только Иш-Чель, крепко держа за руку сына, и Ишто, по щёкам которой текли слезы, застыли на пороге дома.

Как ни странно, но внушительная группа из двадцати жрецов, заполнив большой двор, сделала это практически без шума. У всех прибывших был необычайно строгий, даже несколько суровый вид. Пелена тумана плотно опутала сознание Иш-Чель, её глаза подёрнулислёзами, которым она не позволяла капать. Женщина стояла, как во сне.

Все прибывшие жрецы казались ей на одно лицо. Худые лики, только кожа и кости, своим аскетическим видом напоминали человеческий черепс совершенно пустыми глазницами, были похожи на скелеты в наброшенных пёстрых плащах.

Посланники уверенно и спокойно подошли к центру площадки возле дома и опустили лёгкую корзину. Лежащие в ней пластинки тихо стукнули.

Жрецы застыли, сохраняя невозмутимое выражение на каменных лицах. Когда пауза затянулась, старший в группе окинул домочадцев цепким взглядом, выхватив из общей толпы Иш-Чель. В его голосе прозвучало с трудом скрываемое раздражение:

– Нам предстоит далёкий путь, госпожа… Если нет хозяина дома, доблестного Амантлана, то исполните долг вы, – жрец едва скрывал усталость и пренебрежение. Он происходил из знатного мешикского рода, и потому жена Амантлана для него – обычная женщина, к тому же ещё и бывшая рабыня, такую он не мог уважать.

Пока жрец говорил, его помощники расстелили цветную циновку, в четырёх углах поставили горшочки, в них воскурили освящённые благовония; женщина судорожно обнимала ребёнка, пряча его в широких складках тёмного плаща.

Тут Иш-Чель вновь увидела себя на площади в Коацаоке, словно и не было прожитых лет… И вот снова она стоит перед жутким выбором. Тогда услужливая служанка подтолкнула её руку, а теперь чужая рука осторожно высвободила из объятий сына…

"Нет!! Не отдам!!!" – зашлась она в беззвучном крике, цепляясь за край одежд Маленького Ягуара.

Земля уходила у неё из-под ног, сердце… Сердце вырвали из груди…

Толпа домочадцев отступила или это она сама сделала первый шаг к одиноко стоящей посреди двора корзине?.. Иш-Чель не владела собой. Внутри всё то металось, то замирало, но она не могла ни на что решиться: очень быстро подойти к корзине и вытянуть жребий, или делать это медленно, чувствуя, как постепенно, с каждым мгновением, вытекает по капле её жизнь? Но все же она шла… Её глаза всё больше наполнялись слезами, они застилали свет и лились сплошным потоком.

Да она и не хотела ничего видеть, слышать, чувствовать… Была только эта корзина, и она, Иш-Чель, они были здесь и сейчас. Корзина не могла исчезнуть или сдвинуться с места без посторонней помощи, но она могла идти сама. Хотя в настоящий момент отдала бы всё, чтобы потерять способность двигаться самостоятельно, а вместе с этим и возможность чувствовать и делать выбор.

Как ни медленно Иш-Чель продвигалась, но вскоре ноги упёрлись в стенку корзины и чуть не опрокинули её. Постояв несколько минут и переведя дух, Иш-Чель наклонилась и заставила себя опустить руку внутрь.

Пальцы судорожно схватили верхнюю дощечку, затем, испуганно отбросили её и зарылись в маленькую кучу. Ледяной ужас подавлял чувства, мешая принять решение, от напряжения у неё потемнело в глазах, закружилась голова, ноги предательски подогнулись…

Она упала перед корзиной на колени.

Ещё миг…

Ещё…

"Я не могу этого сделать!" – рука выскользнула и безжизненно упала. Иш-Чель не хотела разжимать её и смотреть, что она вытащила – жизнь или смерть. И не находила в себе сил бросить жребий обратно…

Один из жрецов шевельнулся, чтобы подойти и помочь женщине, но старший в процессии его остановил, отрицательно покачав головой.

Иш-Чель почувствовала, что теряет сознание, но, словно сквозь туман, к ней пробился гул голосов. Она почувствовала, как чья-то тёплая и сильная рука уверенно поддержала и подняла её с колен. С трудом женщина взглянула на человека, неожиданно пришедшего ей на помощь. Иш-Чель увидела перед собой мужа. Он уверенно сжал кисть руки, заставляя её бросить жребий обратно в корзину.

Подобное действие вызвало возмущённый ропот среди жрецов. Но Амантлан гордо вскинул голову, обвёл их тяжёлым взглядом, заставив замолчать. Затем медленно, с достоинством произнёс с тоном оскорблённого достоинства, пресекающего любые возражения:

– Право тянуть жребий принадлежит мужчине – главе дома, семьи, рода и никто не смеет лишить меня его! Я специально прибыл с севера, чтобы выполнить свой долг перед нашими любимыми богами!

Сквозь слезы Иш-Чель наблюдала за происходящим, поддерживаемая под локоть Ишто, уже открыто и без стеснения плачущей, и… прижимая к себе сына.

Амантлан обошёл, как требовал обычай, вокруг корзины, читая молитву, останавливаясь для этого у каждого горшочка. Он поднимал голову, следя за возносящимся к небу дымом. Завершив все приготовления, Амантлан сделал знак, и два жреца подошли, подняли перед ним корзину – негоже воину склонять голову. Когда муж опустил руку, чтобы вытащить жребий, обе женщины закрыли глаза. Иш-Чель подхватила и крепко прижала сына к себе.

Но вот Амантлан поднял вверх табличку, она была гладкой и не содержала на себе никаких знаков. Вздох облегчения вырвался у обеих женщин, а Амантлан уже заканчивал вежливое обращение к жрецам:

– Боги решили не радовать мой дом избранием! Вам предстоит далёкий путь, уважаемые служители Тлалока!

Едва дыша, Иш-Чель разомкнула объятия и отпустила Маленького Ягуара, который, собственно, так и не понял, почему плакала бабушка, почему внезапно приехал отец, почему мать обнимала его так крепко…

Он, весело смеясь, подбежал к отцу, обнял его за ноги, подождал, пока Амантлан подхватит его на руки, подкинет высоко к небу, как птицу, и поставит на землю. После приветствия Маленький Ягуар вспомнил вдруг, что у озера его должны ждать друзья. Там-то, явно, будет интереснее, чем дома… И пятки мальчика засверкали, унося к озеру. А Иш-Чель всё никак не могла прийти в себя. Показав знаком служанкам, что ей и свекрови нужна помощь, скрылась в своих покоях.