Корона мечей - Джордан Роберт - Страница 21

– Успокойся, парень. Ты все сделал правильно. Ходок – просто отлично. Хороший выбор.

Его прямо выворачивало от необходимости разговаривать с Кенли в таком тоне. Невысокий и коренастый, Кенли уже достиг возраста, когда мужчина может жениться или покинуть родной дом, но вот досада, редкая бородка, которую он пытался отращивать в подражание Перрину, никак не желала расти. Тем не менее он сражался с троллоками в Эмондовом Лугу и вчера тоже не ударил в грязь лицом. Услышав похвалу от самого лорда Перрина Златоокого, Кенли широко ухмыльнулся.

Перрин встал, взял свой топор, стоявший у колеса повозки, убранный подальше с глаз, чтобы не думать о нем хоть немного, и сунул его рукояткой в петлю на поясе. Тяжелое лезвие в виде полумесяца заканчивалось толстым, слегка изогнутым шипом; вещь, созданная исключительно для убийства. Ощущение, которое Перрин испытывал, держа топор в руках, было слишком хорошо знакомо, чтобы казаться приятным. Не то что держать в руках добрый кузнечный молот, хотя само ощущение было почти одинаковым. Существовало много другого, кроме этого проклятого «лорд Перрин», чего уже нельзя изменить. Один друг когда-то сказал ему, чтобы он расстался с топором, когда ему начнет нравиться использовать его как оружие. От этой мысли он вздрогнул, даром что стояла жара.

Перрин вскочил в седло Ходока – Айрам, точно тень, тут же оказался рядом на своем сером – и повернулся лицом на юг. И увидел приближающегося огир. По крайней мере в полтора раза выше самого высокого айильца, Лойал просто осторожно перешагивал через перекрещенные дышла фургонов. Он был такой огромный, что казалось, наступи он на один из этих тяжелых деревянных брусьев, и тот треснет, точно прутик. Как обычно, огир держал в руке книгу, толстым пальцем заложив страницу, вместительные карманы длинной куртки оттопыривались от других книг. Он провел все утро в небольшой рощице – деревья якобы действовали на него успокаивающе, – но даже если эти деревья и в самом деле давали хоть какую-то тень, жара в конце концов подействовала и на огир. Вид у него был утомленный, куртка расстегнута, рубашка не зашнурована, сапоги отвернуты ниже колен. Хотя, может, дело не только в жаре. Оказавшись внутри круга повозок, Лойал остановился, вглядываясь в лица Айз Седай и Аша’манов, и его уши с кисточками тревожно задрожали. Потом он перевел взгляд больших глаз – с чайные чашки, не меньше – на Хранительниц Мудрости, и снова уши у него затрепетали. Огир исключительно чувствительны к настроению, царящему там, где они находятся.

Увидев Перрина, Лойал большими шагами двинулся к нему через весь лагерь. Даже сидя в седле, Перрин был на две или три ладони ниже пешего Лойала.

– Перрин, – зашептал Лойал, – это все плохо. Это плохо и, кроме того, очень опасно. – Для огир это был шепот – гудение шмеля размером с мастиффа. Некоторые Айз Седай повернули головы в его сторону.

– Ты не можешь говорить чуть-чуть погромче? – пробормотал Перрин себе под нос. – Мне кажется, кое-кто в Андоре тебя не слышит. К западу от Андора.

Лойал как будто сильно удивился, потом состроил гримасу, длинные брови нависли над щеками.

– Ты же знаешь, я умею шептать. – На этот раз его и в самом деле вряд ли можно было услышать за пределами трех шагов. – Что будем делать, Перрин? Дурно удерживать Айз Седай в плену против их желания, дурно, да и ничего из этого не выйдет. Я говорил это прежде и повторяю опять. И это даже не самое худшее. Ощущение такое... Одна искра, и все тут взлетит на воздух, точно повозка, груженная зарядами для фейерверка. Ранду об этом известно?

– Не знаю, – ответил Перрин сразу на оба вопроса, и огир неохотно кивнул.

– Кто-то же должен знать, Перрин. Кто-то должен что-то сделать. – Лойал поглядел на север, и Перрин понял, что больше откладывать нельзя.

Он неохотно развернул Ходока. Ладно, даже если у него все волосы вылезут от тревог из-за этих Айз Седай, и Аша’манов, и Хранительниц Мудрости, все равно, что должно быть сделано, то должно быть сделано, и никуда от этого не деться. Думай о хорошем в День Раздумий.

Глава 2

БОЙНЯ

Сначала Перрин не глядел в ту сторону, куда собирался скакать, где должен был этим утром находиться рядом с Рандом. Сидя в седле у края круга повозок, он шарил взглядом по сторонам, смотря куда угодно, лишь бы не туда. Однако и от того, что Перрин видел вокруг, его затошнило. Ощущение было такое, точно его раз за разом били молотом в живот.

Удар молота. Девятнадцать свежих могил на вершине низкого холма в восточной стороне; девятнадцать двуреченцев никогда больше не вернутся домой. Не всякому кузнецу случается видеть гибель людей, виновник которой – он сам. Эти двуреченцы погибли, выполняя его приказ. Однако не сделай они этого, могил было бы больше.

Удар молота. Прямоугольники свежей земли на соседнем склоне – примерно сотня майенцев, еще больше кайриэнцев, которые пришли к Колодцам Дюмай, чтобы умереть. Неважно, что ими двигало; их привел сюда Перрин Айбара.

Удар молота. Склон на западной стороне, казалось, сплошь покрывали могилы – может быть, тысяча или больше. Тысяча айильцев, похороненных стоя, лицом к восходу солнца. Тысяча. Среди них были и Девы. Мысль о гибели мужчин заставляла сердце Перрина сжиматься; гибель женщин вызывала желание опуститься на землю и завыть. Они сами сделали свой выбор, напомнил он себе. И еще – они оказались здесь, потому что нужны были здесь. И то и другое было правдой, но непосредственные приказы отдавал он, и поэтому чувствовал, что несет ответственность за все эти могилы. Не Ранд, не Айз Седай – он.

Уцелевшие айильцы стояли неподалеку и пели над своими погибшими. Одни и те же слова повторялись снова и снова, намертво впечатываясь в память.

Казалось, это пение каким-то образом утешало их. Хотелось бы ему испытывать то же самое, но... Насколько Перрину было известно, на самом деле айильцев будто вообще не волновало, живы они или умерли, а это уже чистой воды безумие. Любой человек в здравом уме хочет жить. Любой человек в здравом уме со всех ног кинулся бы прочь от любого сражения – если бы смог – и улепетывал со всей возможной скоростью.

Ходок нервно вскинул голову, раздувая ноздри от идущих со всех сторон запахов, и Перрин успокаивающе похлопал его по шее. Айрам с усмешкой смотрел в ту сторону, куда Перрин старался не глядеть. Лицо Лойала застыло, точно вырезанное из дерева. Губы его, однако, еле заметно шевелились, и до Перрина донеслось:

– Свет, чтоб мне никогда в жизни не видеть такого...

Набрав в грудь побольше воздуха, Перрин наконец заставил себя взглянуть в ту сторону, куда смотрели все они, – на Колодцы Дюмай.

В каком-то смысле это было не так ужасно, как могилы, во всяком случае могилы людей, которых он знал с детства, но все в целом как-то сразу обрушилось на него, точно удар обуха по голове. То, о чем он страстно хотел забыть, стремительно нахлынуло снова. Земля вокруг Колодцев Дюмай и прежде была убийственным местом, умирающим местом, но сейчас она превратилась в нечто худшее. Меньше чем в миле отсюда вокруг маленькой рощицы стояли обуглившиеся остовы повозок, за которыми почти не видны были невысокие каменные стены самих колодцев. А вокруг...

Бурлящее море черных грифов и воронов с блестящим оперением – десятки тысяч, не меньше! – кружилось водоворотами, то вздымаясь волнами, то вновь опадая; развороченная земля была не видна под ними. И Перрин был даже благодарен им за это. Аша’маны действовали грубо, безжалостно, уничтожая и живую плоть, и землю. Меньше чем за день погибло столько Шайдо, что их невозможно было похоронить, даже если кому-то и пришло бы в голову заниматься этим; вот почему пировали сейчас грифы и вороны. Мертвые волки тоже лежали здесь. Перрин хотел бы похоронить их, но у волков это не принято. Обнаружили три трупа Айз Седай – в безумном вихре битвы даже умение направлять Силу не спасло их от копий и стрел – и полдюжины мертвых Стражей. Всех их похоронили, расчистив место около самих колодцев.