Практическая магия - Смит Дебора - Страница 62

Весь округ ходил ходуном. Шерифу потребовалась всего пара часов, чтобы установить, кому принадлежал грузовик, брошенный на нашей ферме. Он выяснил и фамилии тех, кто уродовал скульптуру. Все они приехали из Северной Каролины. Одного из преступников ФБР задержало сразу же, и он не стал запираться, рассказав обо всем в подробностях.

Ему и его приятелям сказали, что все обитатели фермы каждую субботу отправляются есть мороженое и делать покупки. Они не ждали, что мы с Артуром вернемся так быстро. Ведь преступники получали информацию из надежного источника.

Эту четверку нанял мистер Джон.

Я сидела у постели Артура, уставившись в пол. Раздались тяжелые шаги, и на пороге появилась Фанни.

– Иди выпей кофейку, детка, – проворковала она и погладила меня по волосам. Ее нежные руки знали, что любое изделие из глины треснет, если держать его в печи слишком долго. – Я посижу с нашим бедным мальчиком.

Я кивнула и встала. В комнате ожидания я устроилась у окна. Лечащий врач Артура собиралась пригласить для консультации психиатра.

– За последние десять месяцев ваш брат пережил несколько тяжелых психических травм. Ему угрожает долгая болезнь, – сообщила она мне. – Вы должны подумать о том, чтобы поместить его для лечения в специальное учреждение.

– Я не расстанусь с братом, – ответила я ей. – Если даже мне придется превратить мой дом в психиатрическую больницу и заботиться о нем двадцать четыре часа в сутки, я сделаю это.

Доктор не собиралась менять решение.

– Это неразумно, и вы это отлично понимаете.

– В моей семье разумные поступки никогда не считались особым достоинством, – твердо заявила я.

Я стояла у окна, погруженная в свои мысли, и не слышала, как вошла Джанин.

– Урсула, прошу тебя, поговори со мной. – Ее голос звучал так униженно, что я его не сразу узнала.

Я медленно повернулась к ней, стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение.

Из карманов ее пиджака в ломаную мелкую клетку торчали бумажные носовые платки. Пятна кофе украшали джинсы от модного дизайнера. Волосы она убрала под заколку-пряжку, глаза покраснели и опухли. Она помялась.

– Мне… Мне так стыдно. За папу. За нашу семью. За саму себя. Наши давние, самые верные друзья отвернулись от него. Уважения, завоеванного несколькими поколениями нашей семьи, нет и в помине. Наша репутация оказалась запятнанной.

– Ты ждешь от меня сочувствия?

– Нет-нет, что ты. Просто… Я не могу найти объяснений его поступку, но все же попытаюсь. Он хотел избавиться от скульптуры, чтобы Эсме некуда было больше убегать. Он заботился о девочке. Согласна, это был сумасшедший и дикий поступок. Папа знает об этом. Его нельзя простить. Но, Урсула, он сидит в тюрьме, в камере, как обычный преступник, и мучается из-за того, что случилось с Артуром. Папа просил своего адвоката не договариваться о залоге. Он сказал, что хочет, чтобы его наказали.

Я вгляделась в ее измученное лицо.

– Я не хочу, чтобы против него выдвигали обвинения, и скажу об этом.

Джанин положила руку на горло и посмотрела на меня.

– Ты сделаешь это ради него?

– Пришла пора Пауэллам вызволять Тайбера из тюрьмы.

Она рухнула на диван, опустив голову к коленям. Я осталась стоять. Я поступила достойно, но я была не настолько благородна, чтобы сесть с ней рядом.

– Все говорят, что ты вправе требовать справедливости. – Голос Джанин звучал глухо.

– Я жду справедливости, но не такой. – В это мгновение меня согревало сознание собственной правоты. Я поступала так, как поступил бы и папа.

– Никогда этого не забуду, – сказала Джанин. – Спасибо тебе.

– Я должна вернуться к Артуру.

– Подожди. – Ее глаза встретились с моими. – Ты можешь в это не верить, но я собираюсь улучшить условия для всех служащих компании. Повышение зарплаты, премии, льготы, справедливое отношение и все такое прочее. Это относится и к фермерам, которые работают по контракту. И теперь все мои начинания могут превратиться в прах. – Голос ее дрогнул. – Это ужасное происшествие с Артуром и скульптурой взбудоражило всех. Люди говорят о забастовке на фабрике.

Я не сводила с нее глаз. Да, бизнес и имидж прежде всего. Настоящая Тайбер.

– Ты хочешь, чтобы я поговорила с рабочими вместо тебя?

– О, Урсула, ты сделаешь это?

– Разумеется. – “Но только не так, как ты думаешь”. – Я помогу им составить список требований в отношении новой оплаты труда и льгот. Тогда у них будет, о чем вести с тобой переговоры.

Энтузиазм Джанин несколько померк.

– Благодаря тебе они потребуют луну с неба.

– Отлично. Ты сможешь пойти им навстречу. У вас появится большое пространство для маневра.

Она вздохнула:

– Как скажешь, я согласна.

Впервые в жизни мы пожали друг другу руки.

Я отослала моих квартирантов из больницы на ферму. Мне хотелось побыть наедине с братом. Артур печально смотрел на меня и не произносил ни слова. Я расчесывала ему волосы, пела колыбельные и пообещала, что маму-медведицу очень легко починить. Его лицо дрогнуло. Очень медленно он покачал головой и отвернулся.

Когда Артур заснул, я вышла из палаты, тихонько закрыла дверь и прислонилась к ней. Что же мне делать? Полный провал во всем. Я устала, была напугана, да и денег почти не осталось. Никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной. Укушенная рука болела. Я прижала ее к себе и закрыла глаза.

Минуту спустя я услышала чьи-то уверенные быстрые шаги по коридору, но не стала открывать глаза, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Кто-то из ординаторов или интернов торопился по своим делам. Меня это не интересовало. Только хотелось, чтобы этот человек как можно быстрее прошел мимо и оставил меня один на один с моими невеселыми мыслями.

Крупная шершавая рука дотронулась до моей щеки и нежно погладила. Я тут же открыла глаза. Квентин с тревогой и заботой смотрел на меня. Я ухватилась здоровой рукой за его рубашку, как будто хотела проверить, не сон ли это, не исчезнет ли брат-медведь при первом же прикосновении. Его одежда была покрыта цементной пылью и каменной крошкой, хотя лицо и руки он успел вымыть в туалете в аэропорту. Щетина покрывала щеки и подбородок. Серо-стальные глаза выдавали напряжение последних недель. Квентина в эту минуту никто не назвал бы красавцем, но я не видела мужчины прекраснее. Он вернулся.

Мы оба не произнесли ни слова. Я не могла выразить словами свои чувства, теперь, когда он был рядом.

Во всяком случае те, в которых я готова была признаться. Я просто положила свою здоровую руку поверх его пальцев на моей щеке и сжала их, радостно приветствуя Квентина. Он поднял мою забинтованную руку и хмуро принялся изучать ее. Она спокойно лежала в его пальцах, словно раненая птица.

– Если бы я остался, этого бы всего не случилось. Артур и скульптура остались бы невредимыми.

Его глаза встретились с моими. Я сглотнула.

– Артур считает, что мама-медведица умерла.

Квентин приподнял мой подбородок. Не отводя взгляда, он сумел заглянуть мне в душу, и его душа перестала быть для меня тайной.

– Тогда мы оживим ее.

Квентин стоял перед изуродованной Медведицей и сам удивлялся той волне гнева и боли, что нахлынула на него. “Я воскрешу ее. Она не уничтожена. Я позабочусь о ней, папа, как и обо всем остальном”. На мгновение перед его глазами предстала другая скульптура, которую ждал от него Артур, не раз уже являвшаяся ему в кошмарах. “И этим я тоже займусь, чтобы получить желаемое. Ради мамы. Ради Урсулы. Ради Артура. Ради тебя, папа, будь ты проклят”.

Долг, мучивший его столько лет, будет наконец оплачен.

Все говорили, что Квентин вернулся из-за меня и из-за семейной гордости. Никто не сомневался, что он должен встретиться с мистером Джоном и поговорить с ним как мужчина с мужчиной.

Хуанита, с которой мы обменялись едва ли десятком слов со дня нашего знакомства, торопливо вошла в больничный кафетерий, где я покупала любимый йогурт Артура. Застенчивая жена Освальда, до замужества работавшая на птицефабрике Тайбера, натянула яркий свитер поверх джинсового комбинезона. На меня обрушился водопад испанских слов.