Джим Моррисон после смерти - Фаррен Мик - Страница 80

– Хотелось бы всё же услышать ответ. Для чего это преображение? Если меня превратили в мультяшную героиню, потому что мне надо сразиться с толпой анимешных чудовищ и тем самым спасти Вселенную, тогда, извините, я против. Костюмчик явно рассчитан на публику, и мне хотелось бы знать заранее, что это будет за публика и что им от меня надо. Если вы вдруг забыли, я ещё не закончила со своим делом – найти Эйми её поэта, чтобы он помог привести в порядок её идиотские Небеса.

И, как в какой-нибудь детской сказке, она получила ответ, когда задала прямой и простой вопрос. В сплошной стене вдруг возникла дубовая дверь. Сэмпл направилась к ней, балансируя на неудобной высокой платформе.

– Похоже, мне вновь предстоит броситься в неизвестное?

Эскалатор привёз их в большой круглый зал, освещённый мягким голубым светом. Здесь тоже было полно народу – туда-сюда сновали люди и нелюди, и всё это напоминало главный вестибюль Гранд-Централа, превращённый в громадную дискотеку. Не хватало лишь музыки, но её вполне заменял ровный ритмичный гул механизмов, приводивших в движение эскалаторы. С первого же взгляда было ясно, что народ в этом зале не только загружается на эскалаторы и сходит с них, чтобы направиться дальше, но и знакомится-с вполне очевидными целями «постельного» свойства. Джим подумал, что, наверное, так и должно быть. В конце концов, по простому закону средних величин, большинство туристов, приезжающих в Ад, должны быть зациклены на сексе. Путешествия и секс издавна связаны между собой. В новых местах открываются новые перспективы, новые возможности – а уж в Аду этих возможностей и перспектив должно быть немало. Просто по определению. Когда вновь прибывшие убеждаются, что Ад – это совсем не так страшно, как представлялось вначале, им, разумеется, хочется оторваться по полной программе и получить сразу тридцать три удовольствия; а собирающиеся уезжать вряд ли откажут себе напоследок ещё в одном маленьком чувственном приключении. Не говоря уже о законченных сладострастниках и убеждённых распутниках или о тех, кто ищет спасение от скуки размеренной жизни в случайных интимных знакомствах. Оглядывая толпу, где было немало таких охотников – охотников, в смысле охоты за дичью и в смысле охоты до «этого дела», – Джим подумал: вот оно, утешение для тех, кто до сих пор иллюзорно считает грех преступным, а воздаяние неминуемым. Эти упёртые грешники, кажется, обречены вновь и вновь гнаться за гнусными плотскими удовольствиями, тяга к которым и стала исходной причиной их морального падении.

Юные мальчики-проститутки являли собой полный набор выразительных прелестей в самой разной стилистике, – от Эксла Роуза до лорда Альфреда Дугласа[44], причём некоторые из них поразили бы воображение самого Калигулы. Женщины тоже не отставали. Прямо блаженство для фетишиста. Воплощение самых разнузданных сексуальных фантазий. Статные, фигуристые красавицы в римских тогах и откровенных бикини, в мужских смокингах а-ля Марлен Дитрих, в цепях и сбруях, как у прелестниц маркиза де Сада, они расхаживали по залу – и в самом деле как хищницы на охоте. Призывные, жаркие взгляды. Надутые губки. Пышные бёдра покачиваются, попки упруго подрагивают, груди буквально вываливаются наружу из провокационных нарядов; губы соблазнительно шепчут, а руки движутся, завлекая «добычу» на беззвучном языке жестов, понятных каждому. Ароматы духов возбуждают, умело наложенный макияж добавляет приятности взору, нагота недвусмысленно намекает. А для людей утончённых или же просто пресыщенных есть кружева и шелка, которые прикрывают, но не скрывают; летящий шифон, подобный смутному шелесту сумеречных воспоминаний; блестящая кожа и хромированный металл, сулящие восхитительные изуверства. Помимо женщин и мальчиков, здесь были и гермафродиты, и существа, вообще не поддающиеся опознанию в смысле пола. Джим смотрел на всё это, открыв рот, как парень из дремучей провинции, впервые попавший в столицу. Он в жизни не видел, чтобы столько соблазнов было сосредоточено на таком, в сущности, небольшом пятачке.

– Да. Вот чего мне не хватало.

Женщина-азиатка в фетишистском костюме из жёлтого латекса, с фальшивыми бриллиантами и с длинными, абсолютно прямыми, чёрными волосами ниже талии недвусмысленно улыбнулась Джиму. Накрашенный и надушённый молодой человек с белокурыми локонами, как у Харпо Маркса, выразительно посмотрел на ширинку Джимовых кожаных джинсов и медленно облизнул губы. Эффектная дама в годах, направлявшаяся к эскалаторам вверх, остановилась на пару секунд и смерила Джима оценивающим взглядом, должно быть, приняв его за одного из красавчиков, предлагавших себя для утех. Какое-то странное желеобразное существо, состоявшее, кажется, из одних голых грудей, потянулось к нему, и на каждом подрагивающем соске заблестела жемчужно-молочная капелька жидкой секреции. Восточные танцовщицы извивались в призывном танце живота, женщины-змеи демонстрировали чудеса непристойной гибкости, статная валькирия в медном шипастом бюстгальтере взмахнула тяжёлым мечом и прошептала с хриплым придыханием, когда Джим проходил мимо:

– Меня зовут Зена, и ты такой славный, что я лягу с тобой за бесплатно. Дважды.

Слова прозвучали как строчка из плохо срифмованной песни, но при этом весьма прельстительно, так что Джим испытал искушение пойти с ней и проверить, насколько её предложение соответствует действительности. Однако Вергилий все слышал и покачал головой:

– Я бы не стал здесь задерживаться, молодой господин. Это только преддверие. Уверяю вас, дальше, внутри лабиринта, вас ждут удовольствия куда более изысканные.

Джим даже немного расстроился, что его так поспешно уводят с этого карнавала соблазнов, но потом сообразил, что Вергилий лишь на свой лад перефразировал максиму Смоки Робинсона[45] насчёт того, что, когда отправляешься за покупками, не хватай первое, что попадается на глаза. Он вдруг понял, что ему весело и хорошо – несмотря даже на то, что где-то поблизости Доктор Укол, который, вполне вероятно, пришёл по его душу. Он опять окунулся в бешеный круговорот людского несовершенства, и это само по себе было приятно – Джим вновь почувствовал себя живым человеком, со всеми слабостями и пороками. И ещё было приятно, что его считают сексапильным и привлекательным – причём не какие-то искусственные красотки, созданные пришельцами, а вполне нормальные люди. Ему было даже не важно, чем конкретно он их привлекает: тем, что объективно хорош собой, или пузатым мешком с пластмассовым золотом. Его уже очень давно не хотели – с той достопамятной оргии у Моисея, впрочем, и это тоже не показатель: там все хотели всех, без разбору. Не то чтобы здесь, в преддверии Ада, охотники за удовольствием и золотом были более искренними или разборчивыми в своих вожделениях, но тут хотя бы отсутствовал хмельной, бездумный дурман – так что Джим снова почувствовал себя танцором в этом великом, общечеловеческом эротическом танце. Он приосанился, расправил плечи, засунул большие пальцы за ремень джинсов и пошёл вперёд лёгкой походкой, будто и вправду танцуя – пусть смотрят и восхищаются, даже если не все, то хотя бы те, кому это небезразлично.

Он торжествующе поглядел на Дока, как бы приглашая его разделить свой триумф, но тот был занят беседой с Вергилием; похоже, его больше интересовали теории старого поэта относительно того, как Ад стал таким, как сейчас, нежели настойчивые знаки хорошенькой кошечки садо-мазо с плёткой в руках, явно положившей на него глаз.

– То есть ты говоришь, что Ад пал жертвой собственного внутреннего парадокса?

Вергилий мельком взглянул на сексуальную кошечку и степенно кивнул:

– Первоначально он был задуман как место предельного и бесконечного ужаса и страданий, но как совместить бесконечность с пределом, ибо всякий предел ограничен? Таким образом, изначальная нелогичность динамики Ада и определила его несостоятельность в исходном виде. То есть по прошествии десяти тысяч лет тут отказались от первоначальной затеи и превратили Ад в подобие парка аттракционов.

44

Эксл Роуз – рок-музыкант, лидер группы «Gun’s’roses»; лорд Альфред Дуглас – английский аристократ, сын восьмого маркиза Куинсберри, любовник Оскара Уайльда.

45

Смоки Робинсон – легендарный американский соул-певец. Видимо, здесь имеется в виду строчка из его песни.