Счастье™ - Фергюсон Уилл - Страница 17

– Больше смахивает на философию, чем на совершенствование, – нахмурилась Мэй. (Нет ничего хуже книги, которую нельзя классифицировать.)

– Вот-вот, – подтвердил Эдвин. – Это философия. И психология. И физика. И похудание. Впервые вижу такую мешанину идей – умных и глупых, возвышенных и низких, настоящее сорочье гнездо. Он заимствует отовсюду, но объясняет как-то по-своему. Вот, к примеру, индусская пословица гласит: «Палец, который указывает на луну, не есть луна». Имеется в виду, что не надо путать символы веры с реальностью, которую они описывают. Статуи, иконы, пальцы не следует принимать за сам непостижимый объект, который находится за пределами слов и объяснений. Но Тупак Суаре идет еще дальше. Он пишет: «Тот же палец, что указывает на луну, ковыряется в носу».

Мэй засмеялась:

– Весьма приземленно.

– Да, приземленно. И претенциозно. И банально. Все вместе взятое и кое-что еще. В одном месте он пишет, что можно освободиться от своего прошлого, повесить табличку и сказать всему миру: «Ушел на рыбалку».

– Ушел на рыбалку?

– Именно: Ушел на рыбалку. Что может быть банальнее? А в следующем абзаце пускается в спекуляции на тему физических основ кармы и вечного равновесия энергии во Вселенной. Даже представляет духовную «всеобщую теорию поля». Здорово, да? Всеобщая теория поля. Если бы она работала, то совершила бы прорыв в науке наравне с эйнштейновской теорией относительности. То он дает трехшаговую практическую методику, как лучше организовать рабочий день, а в следующем предложении утверждает, что понятие времени – иллюзия. На одной странице цитирует Спинозу, на следующей громит кейнсианскую экономическую теорию, а дальше пишет о значении «горячих поцелуев» и «жарких объятий». Тут все вместе: мысли, советы, философские концепции. И временами она не оставляет равнодушным. Голова идет кругом. Такого я еще не читал.

– И что?

– В том-то и проблема. Большая проблема. Нельзя публиковать ее в нынешнем виде, иначе провал. Хорошо, если удастся компенсировать издержки. Она просто слишком странная. Кто ее купит? На рынке нет такой ниши – разве что люди, которым чего-то не хватает в жизни. Много таких? Половина населения?

– Даже больше, – сказала Мэй. – Все хотят что-то изменить, что-то получить. Или вернуть утраченное. Молодость. Память. Мгновение. Потерянный фрагмент мозаики. Но ты прав, эта книга чересчур многогранна для одного сектора рынка…

– И слишком эклектична для широкой продажи. Но, думаю, мы выпутаемся. Я ее просмотрю, оставлю стандартные советы по самосовершенствованию, выкину всю мистику и метафизику, разобью на главы, наполовину сокращу, придумаю броское название, интересную обложку – и ее раскупят. Нет худа без добра. Может, даже получится хорошо. Только вот сроки… За неделю я должен ее отредактировать и послать автору на одобрение. И все равно, Мэй, я думаю, что справлюсь. Все получится. – Он улыбнулся собственной решимости.

Мэй тоже улыбнулась и подняла стакан.

– Прозит!

– За меня! – И Эдвин произнес слова, оказавшиеся пророческими в свете событий последующих месяцев: – Странно вот что: некоторые части рукописи очень знакомы. Я уже говорил, что книга похожа на один большой коллаж. Словно все существующие книги по работе над собой смешали в миксере, отжали в марле и получили суть всего жанра. Даже есть раздел «Основные законы управления деньгами», и показалось это уж слишком знакомым. И тут меня осенило. Такую книгу, «Семь законов денег», я изучал в университете. Может, Суаре натаскал материал из других книжек?

– Плагиат от пересказа очень сложно отличить, – процитировала Мэй Вторую Заповедь.

– Знаю-знаю. И на мысль авторское право не распространяется. Но отчего-то стало не по себе, как раз когда я вспомнил о «Семи законах». Поэтому в перерыв я пошел в тот огромный букинистический магазин на Пятой улице. Ты его знаешь.

– «Брайантс»?

– Нет, другой, дальше. Напротив бакалеи. Оказалось, «Семь законов» уже не издают, но я раздобыл копию. Автор – некий Филлипс. И действительно, Тупак Суаре перенес кусок из Филлипса в тот раздел книги. Это очевидно.

Мэй даже привстала:

– Плагиат?

– Нет. Не плагиат. В том-то и дело – он даже не перефразировал текст. Что-то написал иначе, какие-то части перемешал и соединил, а остальное переделал. И знаешь, что получилось? Словно написано по памяти. Версия Тупака Суаре ближе к тому, как я запомнил «Семь законов денег». Память всегда что-то изменяет: одно блекнет, другое становится ярче, третье почти не меняется. Так и тут. Словно Суаре нарочно привел не саму книгу, а впечатление от нее. Возникает ощущение зыбкости. Покупателям таких книг зыбкость не нужна, они хотят, чтобы их убеждали. Им нужны только ласки, сказки, пряников связки…

– Здорово. (Мэй обожала аллитерацию. Аллитерация – ее профессиональная слабость. Бокал вина, пара неглупых аллитерационных острот – и она ваша. Эдвин получил работу отчасти потому, что на собеседовании он, на свое счастье, выдал несколько аллитераций.)

– Меня вот что беспокоит, – продолжал он. – У «Сутенира» давно не было хорошего бестселлера, еще со времен «Балканского орла». Хорошо расходится «Куриный бульон», но нет истинного шедевра. Нужен бестселлер.

– Как называлась последняя книга по самопомощи, которую ты редактировал?

– «Стань тем, кто не ты».

– Она хорошо пошла.

Даже Эдвин был вынужден согласиться, что «Стань тем, кто не ты» продается неплохо.

– Но все равно…

– Не волнуйся. Я раскрою тебе один секрет. Отдел биографий вот-вот подпишет контракт с уборщицей, которая якобы имела секс с вице-президентом и спикером палаты представителей… – Мэй выдержала театральную паузу, – …одновременно.

– О господи… Вице-президент же демократ, а спикер – республиканец.

– Знаю. Поразительно, правда? На одном скандале мы покроем все убытки. Не беспокойся из-за своей книжки. Пока мы окупаем затраты и получаем небольшую прибыль, все будет нормально. Грядущий «Секс в Капитолии» принесет миллионы.

– Да уж… Республиканец и демократ.

– Одновременно, – сказала Мэй.

– Невероятно. – Эдвин зажег спичку, закурил вторую сигарету за вечер (он пытался сократить) и глубоко затянулся. – Ну, секс хорошо пойдет, – процитировал он Первую Заповедь. – Люди не могут без него. Это своего рода голод.

И понятие (или, скорее, изображение) секса повисло между ними тяжелым влажным обещанием.

– Мокита, – тихо сказала Мэй, но Эдвин услышал. Мокита.

Глава тринадцатая

Когда он пришел домой, желтые бумажки исчезли – может, улетели на юг, словно бабочки. Теперь Дженни увлеклась фэн-шуй и весь день переставляла мебель в соответствии с географией мира духов. Поэтому голубые предметы теснились в восточном углу, желтые – в западном, а розовые – в северном. Телевизор с холодильником были неестественно развернуты – «для облегчения тока энергии», а кольца шторки для ванной стали ярко-оранжевыми. Теперь к Эдвину и Дженни должно прийти богатство и счастье. (Боги, стало быть, без ума от ярко-оранжевых колец шторки для ванной.)

Озирая весь этот разгуляй, он вспомнил, как Мэй однажды рассказывала о «Школьном тесте Брюса Спрингстина на совместимость».

– Как-то я прочитала статью о первом браке Спрингстина, – говорила Мэй. – Его жена была модной манекенщицей, звали ее Джулианна как-то. Журналисты где-то откопали несколько школьных фотографий жениха и невесты и поместили их рядом в статье. И знаешь что? В школе Джулианна не обратила бы на Брюса внимания. Она была из богатой семьи, королева школьных балов. Активистка, член студенческого совета. Мисс Популярность. Из тех, кто следит за модой. А Брюс наоборот – неуклюжий застенчивый изгой. Джулианна с озера Осу иго – там обитает все высшее общество. Далековато от фабрик и захудалых баров Нью-Джерси. Брюс и Джулианна вышли из разных миров. Учись они в одной школе, Джулианна смотрела бы на него свысока. Но они ведь поженились? Тогда я, глядя на фотографии, сказала, что их брак обречен. И оказалась права. Он ушел от нее к своей бэк-вокалистке, Пэтти Скиальфа, обычной девушке из Нью-Джерси. В школе Пэтти и Брюс отлично бы поладили.