Философы с большой дороги - Фишер Тибор - Страница 30

Обернувшись, я увидел баллончик синей краски, зажатый в руке у низкорослого представителя какого-то из северо-африканских меньшинств: народный художник наносил краску на девственно-чистую поверхность моего черепа. Творческое рвение умельца подогревалось группой хихикающих дружков – шесть здоровых бугаев просто корчились от сдавленного смеха. В общем, типическая ситуация: карлик, тщащийся выказать себя великаном, взгромоздившись на чужие плечи и отчаянно кривляясь при этом.

– Я тут рисую, – пояснил он. – Вам что-то не нравится?

Бессмертная прелюдия: «щас бить будем» 1.1

То была классика жанра. От древности и до наших дней – от той дикой долины, где человекообразная обезьяна впервые взяла в руки дубину, дабы ей было сподручней превратить в паштет мозги другой человекообразной обезьяны, до современных пещер, куда представители рода человеческого спускаются утолить жажду, – прелюдия эта всегда разыгрывалась по одним и тем же нотам.

Если помнить о всех войнах, о всех страданиях человеческих, о тех курганах отчаяния, под которыми погребено наше небесное тело, – какой малостью на их фоне покажутся несколько капель желеобразной дряни, которые изукрасили вашу лысину лишь потому, что у кого-то чешутся шаловливые ручонки.

– Мне? Все зависит от того, что ты рисуешь. – Я попытался спрятаться за избитой философской уловкой.

– Волосики. Голубые волосики... Выглядят – просто чудно.

– Мы не туристы, – вмешался Юбер, явно сдерживаясь из последних сил. Явно для меня – но не для других.

– Что до тебя, – воскликнул юный художник, – тебе бы не помешала новая физиономия.

И тут же струя краски брызнула Юберу прямо в лицо.

Юбер сгреб со стола бутылку – тогда как вся семерка подалась ближе, готовясь устроить нам показательный отлуп.

– Я болен. Слышали – такая смертельно опасная и жутко модная болезнь? – произнес Юпп, опуская бутылку себе на голову и как подкошенный падая под стол. Спустя мгновение стало ясно, что пристальный интерес, выказанный моим напарником по отношению к полу, является проявлением не столько его боевой хитрости, сколько излишнего доверия к бутылке.

В следующий миг я был одним ударом повержен на пол рядом с Юппом, горько жалея, что сохранил чувство реальности, данное нам в ощущениях. Если вам предстоит не по своей воле оказаться в роли футбольного мяча, неплохо бы перед этим принять на грудь бурдюк-другой чего покрепче.

Об избиении: ботинками по ребрам

Испытывать боль почти так же больно, как отдавать долги.

Извиваясь в конвульсиях между столиками, мы достойно справились с амплуа кабацких танцоров, продемонстрировав возможности современной хореографии. Наконец постановщики балета сделали паузу, чтобы промочить горло. Меня поразила простота нравов, царившая в заведении: зрелище парочки отмутузенных клиентов, бесхозно брошенных на полу, не вызвало у посетителей никакого интереса.

Чувствовал я себя примерно так же, как новобранец, разнесенный в клочья миной-ловушкой. Прибавьте к этому дополнительное ощущение дискомфорта, связанное с тем, что в отличие от вышеупомянутого персонажа я еще мог двигаться – в связи с чем каждое движение добавляло новую порцию боли. Интересно, тот спартанский мальчик, который молчал, покуда лисенок грыз ему живот, – молчал бы он, получив сапогом по ребрам?!

Судя по всему, правила хорошего тона, принятые в этой забегаловке, предусматривали, что поверженного бойца следует оставить истекать кровью на поле боя – во имя его же удобства. Присутствующие созерцали с полнейшей безучастностью, как, корчась, я подполз к Юппу и неуклюже попытался обнаружить в недрах его кожанки интересовавший меня предмет. Еще несколько минут ушло у меня на то, чтобы принять мало-мальски вертикальное положение и привлечь внимание местных весельчаков к Юпповой пушке в моей руке.

Никогда прежде я еще не испытывал радостного возбуждения, охватывающего человека, когда он собирается учинить настоящий погром. Я задумался было, как бы вели себя в подобной ситуации Великие Учителя: Зороастр, Конфуций, Сократ или Иисус Христос, – но ведь ни одному из них не доводилось сжимать в руке Magnum 50, модель «Орел пустыни» (стандартное исполнение, чернение, полигональная нарезка для улучшения обтюрации пули в ствольном канале – черт возьми, когда к моим услугам приличный справочник, фотографическая память дает о себе знать!) с полной обоймой (вес 325 г, семь патронов со смещенным центром тяжести, которые, как объяснил мне Юбер, оставляют на выходе из тела такие амбразуры, что врачи, видя их, начинают нашаривать фотоаппарат)!

Как по писаному

Демокрит: «Зло незаслуженное – вдвойне зло».

Насилие часто осуждают. Но оно не так уж ужасно, если раздавить ближнего (морально или физически – не столь важно) предстоит вам. В таком случае весь процесс приобретает даже некоторую пикантность, что дает простор разнообразным объяснениям всевозрастающей популярности насилия в современном обществе.

– Шассса выммм пискзу укссскину мммыть! – объявил я.

Я не удивился, что остался не понят массами: за последние пятнадцать минут мои зубы поредели так, словно в этот промежуток времени уложились долгие годы счастливой старости, проведенные в какой-нибудь стране третьего мира, вдали от кабинетов стоматологов. Если верить моему же, не совсем четко сфокусировавшемуся в сознании отражению в зеркале, я носил темные очки – на месте глаз можно было различить лишь два темных пятна, каждое вполлица, – а губы больше всего напоминали борт надувной спасательной лодки. Это зрелище, вкупе с нарастающей болью во всем теле, не способствовало склонности к пониманию и прощению – что, впрочем, было к лучшему, ибо такого рода переживания способны лишить вас значительной доли удовольствия от предстоящего погрома.

Мимикой мне удалось заставить бармена вылезти из-за стойки и позаботиться о том, чтобы мой напарник встал на ноги...

Безуспешно пытаясь одной рукой пристроить на место разбитый слуховой аппарат, другой Юбер извлек из карманов своей бездонной куртки еще один пистолет, поменьше (заметим – при этом не менее эффективный как средство отделения души от тела), и взял роль распорядителя церемонии на себя.

К этому моменту мы уже надежно завладели вниманием зрителей, на лицах которых застыло выражение «ну-почему-сегодня-выходя-из-дому-я-не-захватил-с-собой-пистолет?!».

Юбер безуспешно возился со слуховым аппаратом. При этом даже абсолютно неискушенному в устройстве слуховых аппаратов человеку было ясно, что какое бы будущее ни ждало эти осколки, работать им уже не придется. На глазах у публики разыгрывалась пантомима «О трагическом распаде наших связей с миром».

– Эй, ты, – сказал наконец Юбер, махнув пистолетом в сторону юного художника. – У тебя было трудное детство? Неблагополучная семья? С тобой дурно обращались? Третировали? Лишили будущего?

– Да, – последовал не очень уверенный ответ.

– Хорошо, – кивнул Юбер. – Тогда начнем. Мы проведем сегодня небольшой эксперимент – это будет забавно. Вопрос первый: кто выбил зубы моему другу?

Молчание. Закоренелость во зле? Элементарное незнание? Коллективное чувство вины?

– Так вот? Доносительство у нас не в почете? Друзей не предают? Какой букет добродетелей! А ну-ка мы их испытаем!

По требованию Юбера бармен принес откуда-то молоток и горсть гвоздей.

– О'кей, объясняю, что мы будем делать. Сейчас вот этими гвоздями ты приколотишь губы наших приятелей к стойке бара. Если, как настоящий друг, ты откажешься это делать – снимаю шляпу и преклоняюсь, но не взыщи – пуля в лоб тебе обеспечена. А будешь канителиться – всажу заряд в задницу.

Наш страхолюдный облик (я напоминал родной британский флаг, каким он видится заторчавшему наркоману: мое лицо было сплошь красно-сине-бурым, Юбер же выглядел и того хуже) придал этому краткому введению в методику социологических исследований дополнительный вес. И все же, покуда Юбер объяснял художнику-самородку стоящую перед ним задачу, один из бугаев попытался было взбрыкнуть и рыпнуться на нас. Юберу ничего иного не оставалось, как прострелить ему ляжку.