Пираты Марокко - Волошин Юрий - Страница 63

Сердце яростно колотилось в груди, дыхание стало стесненным и бурным. Даже любовь к Ивонне не смогла заглушить его желание. Слишком длительное отсутствие женщин в его жизни давало о себе знать. Его тело запылало, лицо покраснело, а глаза непроизвольно шарили по ее телу.

С трудом Пьер опустил взгляд, пытаясь справиться с волнением. Это не могло укрыться от Захры. Она усмехнулась, повела жеманно плечами и сказала:

– Пытаешься уйти от ответа, руми. Тебя, кажется, Пьером зовут? Чудное имя у тебя, странное.

– Это не мое настоящее имя, госпожа, оно просто так произносится по-французски. Но это неважно.

– Да, я слышала, что ты не настоящий француз, то есть руми, как мы говорим. Это тоже толкнуло меня на встречу с тобой.

Пьер молчал, не находя слов для продолжения разговора. Он поглядывал на Захру, пытаясь понять, кто она по происхождению. Судя по всему, она не настоящая туземка. Уж слишком много в ее внешности европейского. И вдруг он сказал:

– Госпожа, мне кажется, что кто-то из твоих предков был из наших краев.

– Ты проницателен, Пьер. Мой отец действительно португалец.

– Да, госпожа. Таких, как ты, много появилось на свет после захвата португальцами прибрежных мест.

– Это так, но мы отвлеклись, руми. Арман много рассказывал о тебе, и теперь я полна любопытства, и твой долг гостя удовлетворить его, ты понимаешь? – И она сделала грациозное кокетливое движение. Оно получилось таким непринужденным, что Пьер залюбовался ею.

Видимо, почувствовав перемену в его настроении, она уже более настойчиво продолжала:

– Неужели я так тебе не нравлюсь, что ты отворачиваешься от меня?

– Ничего подобного, госпожа. Ты прекрасна и соблазнительна, но я люблю свою жену и даже не мыслю изменить ей. Прости, госпожа.

Он заметил тень, набежавшую на ее смуглое лицо. Эта тень тут же превратилась в злость, что сразу же отразилось на ней. Голос стал резким, и мелодичность его исчезла.

– Ты смелый человек, коли решился отвергнуть меня. Такого я еще не испытывала. Ты не боишься моей мести, руми?

– Конечно, боюсь, госпожа. Но иначе поступить не могу. Прости, госпожа.

– Странно, руми. Очень странно. Ты меня просто изумил своим отказом.

– Госпожа, я не хотел тебя оскорбить. Но я не могу последовать твоему желанию. Я слишком дорожу отношением к жене и семье и не могу изменить душевному моему состоянию. Госпожа, пойми меня, ведь ты тоже женщина и должна сознавать, сколь трагична измена мужа и любимого. Умоляю, не совращай меня. Иначе я всю жизнь буду мучиться этим.

– Да ты соображаешь, что говоришь, руми! Ты знаешь, что я могу сделать с тобой?! Проклятый неверный!

– Госпожа… – пытался сопротивляться Пьер, но она взвизгнула и закричала срывающимся голосом:

– Пошел вон, грязный неверный! С глаз долой и жди моей мести! Я этого тебе не прощу! Вон!

Пьер не заставил себя ждать. Он юркнул в дверной проем и оказался в почти темном коридоре. Тут же он почувствовал, как его схватили за руку и потащили прочь. Потом его вытолкнули в темный двор, и он, осмотревшись и сообразив, где находится, побрел домой с вихрем разноречивых мыслей в голове.

Придя в свою комнату, где с тоской в глазах валялся на подстилке Арман, Пьер молча лег рядом и заложил руки за голову.

После долгого молчания Арман спросил:

– Был у нее?

– У нее, – коротко ответил Пьер, не желая продолжать разговор.

– Что же так скоро вернулся? Выгнала?

– Выгнала, Арман. И теперь я жду продолжения.

– Какого продолжения? Не пойму я тебя, Пьер.

– Она пообещала отомстить мне. И я ничего не смогу сделать против этого. В голове все смешалось, и мыслей стоящих нет.

– Неужто ты отказал ей?!

– Иначе поступить я не мог. Так что, если со мной что случится, ты, Арман, найди Ивонну и поведай ей все так, как оно и было. Хорошо бы письмо написать на всякий случай, ты передал бы его, а заодно получил бы причитающуюся тебе долю и плату за поход, столь неудачный для нас.

– Да погоди ты паниковать, Пьер. Может, ничего и не произойдет.

– Вряд ли, Арман. Она была смертельно оскорблена, как это может быть с женщинами, облеченными властью. Этого они не прощают, Арман. Мне конец.

– Пошел бы к Аммару. Он тебя уважает и сможет повлиять на нее.

– Я понимаю, но как-то неловко обращаться за помощью к мужчине, к мужу, против женщины, его жены.

– Какое там неловко! А что, смерть или мучения будут лучше? Нет, Пьер, я с тобой не согласен. Ты должен спасти себя, хотя бы ради Ивонны. Иди и требуй защиты, иначе эта кошка, вернее пантера, растерзает тебя, и мокрого места не найдем. Даже похоронить будет нечего. Слышишь?

– Слышу и думаю, Арман.

– Тут и думать нечего. Завтра и отправляйся, пока не оказалось поздно.

– Нет, Арман. Вряд ли я воспользуюсь твоим советом.

– Ну и глупо, если не сказать, что ты просто дурак! Прости, но это так.

– Полно тебе, Арман. Успокойся, время спать. Будем уповать на Господа.

Арман тяжело вздохнул, отвернулся и затих, но Пьер чувствовал, что друг не спит и думает.

Прошло три дня, и ничего не произошло. Наконец вечером к Пьеру подошел евнух и, склонившись слегка, сказал:

– Руми, госпожа приглашает тебя к себе.

Пьера удивила его манера говорить. Теперь евнух был любезен и даже учтив.

Пришлось идти. Пьер тревожно вздохнул, расправил грудь и поплелся за евнухом, радуясь уже тому, что его не хватали и не связывали.

Та же комната встретила Пьера тишиной и запахами благовоний. Захра сидела среди подушек и вяло жевала ягоды изюма. Она быстро глянула на Пьера своими огромными черными глазами, обрамленными длинными ресницами, молча указала место рядом и чуть сбоку, потом сказала:

– Садись, грубиян и невежа.

Пьер неловко уселся на подушки, ожидая продолжения разговора и решения своей участи. Он молчал.

– Угощайся, хоть мне и не пристало тебя приглашать. Я рискую осквернить себя твоим присутствием.

– Так зачем же тогда было приглашать, госпожа? Это тебе необязательно.

– Конечно, руми, необязательно. Однако я много думала о нашем разговоре, и эти размышления заставили меня снова встретиться с тобой.

– Это честь для меня, – склонил голову Пьер, пытаясь покорностью сгладить строптивость, проявленную при прежней встрече.

– Не говори льстивых речей, руми. Я знаю, как вы горды и тщеславны. Я помню общество португальцев – тогда мне еще лет десять было, и отец был жив. Лишь потом, когда он погиб в одном из сражений, я оказалась с матерью совсем в другом месте, пока не попала сюда.

– Мне кажется, госпожа, что у тебя была трудная жизнь. Сочувствую…

– Перестань, руми! Мне не нужно твое участие. А трудности были. Хотя в детстве не так тяжело переносишь лишения и невзгоды. Это мы уже потом куда сильнее ощущаем их, когда повзрослеем.

– Я понимаю, госпожа.

– Но ты ничего не ешь, руми. Угощайся. Видишь, я не очень-то соблюдаю обычаи и шариат. Я столько повидала разных народов и религий, что поневоле у меня все смешалось, и настоящей веры я в себе не чувствую.

– Это плохо, госпожа. Вера необходима. Она укрепляет дух и скрашивает невзгоды.

– Возможно, ты и прав, руми.

Они молчали, и Пьер ломал себе голову, стараясь проникнуть в потаенные мысли Захры. Но она сказала об этом сама:

– Знаешь, руми, я решила не мстить тебе. Ты рад? Согласись, что ты не ожидал этого.

– Согласен с тобой, госпожа. Я действительно не ожидал такой милости.

– И знаешь, что толкнуло меня на это?

– Откуда, госпожа? Я лишь ломал голову, но ничего придумать не мог.

– Я полагала, что ты пойдешь к моему мужу с жалобой, но ты не пошел. Почему, руми?

– Да как-то неудобно мужчине жаловаться и просить защиты от женщины, госпожа. Не в моих это правилах.

– Неужто не пожалел бы жизни ради своих призрачных правил, руми?

Пьер неопределенно пожал плечами, давая понять, что она имеет право на собственное мнение, потом сказал: