Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Степанцов Вадим Юрьевич - Страница 16

16

Cлучай на вилле

День тянулся размеренно-вяло,как роман Франсуазы Саган.Я смотрел на прибрежные скалыи тянул за стаканом стакан.По террасе кафе "Рио-Рита"неопрятный слонялся гарсон.Городишко лежал, как убитый,погрузившись в полуденный сон.Городишко лежал, как игрушка,ровный, беленький, в купах дерев,и над ним возвышалась церквушка,перст златой в небеса уперев.Сонно чайки над морем парили,сонно мухи лепились к столам...Вы, как всполох, кафе озарили,моё сердце разбив пополам.Вы явились в прозрачном бикинив окруженьи развязных юнцов,заказавших вам рюмку мартинии кило молодых огурцов.Я, стараясь смотреть равнодушно,продырявил вас взглядом в упор,и о том, как вам скучно, как душно,мне поведал ответный ваш взор.Вы скользнули рассеянным взглядомпо прыщавым бокам огурцов.Миг спустя я стоял уже рядом,невзирая на ропот юнцов.Я представился. Вы изумились."Как, тот самый поэт Степанцов?!"Аллергической сыпью покрылисьлица враз присмиревших юнцов."Бой, - сказал я, - чего-нибудь к пиву,да живей, не то шкуру сдеру!"И гарсон, предвкушая поживу,стал метать перед вами икру,сёмгу, устриц, карибских омаров,спаржу, тушки павлиньих птенцов.Что ж, обслуга окрестных дринк-баровзнала, кто есть поэт Степанцов.Я шутил, я был молод и весел,словно скинул груз прожитых лет.Не один комплимент вам отвесилрастревоженный страстью поэт.Помню, с вашим сопливым кортежеммне затем объясняться пришлось,я дубасил по личикам свежим,вышибая щенячую злость.Их претензии были понятны:я речист, куртуазен, богат,а они неумны, неприятныи над каждой копейкой дрожат.Я их выкинул за балюстрадуи, приблизившись сызнова к вам,я спросил вас: "Какую наградузаслужил победитель, мадам?"Вы улыбкой меня одарили,словно пригоршней звонких монет...И в моём кабинете на виллеокончательный дали ответ.Было небо пронзительно-сине,пели иволги, розы цвели,и игривое ваше бикинивы неспешно с себя совлекли,совлекли с себя всё остальноеи приблизились молча ко мне...Если всё это было со мною,то, наверное, было во сне.Нас вселенские вихри носилипо диванам, коврам, потолку.Вечерело. Сверчки голосили,и кукушка кричала: "ку-ку!".В небесах замигали лампадки,показалась луна из-за скал...Мы очнулись у пальмовой кадки,ваших губ я губами искал.Взгляд, исполненный изнеможенья,устремили вы в чёрную высь,отстранились и лёгким движеньем,как пушинка, с земли поднялись.Поднялись, на меня посмотрели,помахали мне тонкой рукойи, подпрыгнув, к светилам взлетели,унося мою жизнь и покой....Если дева меня полюбила,постигает бедняжку беда:тело девы незримая силав небеса отправляет всегда.Ни одна не вернулась доныне.Мне не жаль никого, лишь её,чудо-крошку в прозрачном бикини,расколовшую сердце моё.

Служебное собаководство

Служебное собаководство -довольно шаткая стезядля тех, чей пыл и благородствов рутину запихнуть нельзя.Немало есть собаководов,готовых до скончанья днейсобачьих пестовать уродов,в надежде сделать их умней.Но мне всё грезится, однако,за тусклой псовой чередойнебесной прелести собакас горящею во лбу звездой.Не бультерьер и не борзая,не вырожденческий мастиф,такой породы я не знаю:собачий ангел, греза, миф.Бульдога жирного пиная,уча овчарку прыгать ввысь,я беспрестанно проклинаюмою бессмысленную жизнь.И страстной думой изнурённый,я будто и не человек,а, в сучку дивную влюблённый,всех в мире кобелей генсек.Вот важным и степенным шагомвдоль низких буксовых аллейнад живописнейшим оврагомбок о бок я гуляю с ней.Вот на лужайке, чинный, гордый,лежу с любимой рядом яи прижимаюсь толстой мордойк жемчужной шерсточке ея.А сам смекаю потихонькусвоей собачьей головой,как развернуть её легонькои в попку нос потыкать свой.И вдруг сменяется картина -я сучку дивную покрыли, как последняя скотина,червя ей в розу злобно врыл.И в голубых овальных глазкахна милой мордочке еёя вижу трепет, негу, ласку...Нет! Мы, собаки, - не зверьё.Мы богоравные созданья,куда равней, чем человек!..Но вдруг я вижу сквозь рыданья,что не собачий я генсек,что я не крою на полянкесучонку дивную мою,а в пивняке, в разгаре пьянки,на четырёх костях стою.И человечица, ругаясь,меня пытается поднять,и чьи-то дети, ухмыляясь,лепечут: "Не позорься, бать".И я бреду, судьбе покорный,в свой тесный человечий дом,на свой бесхвостый зад в уборнойвзирая с болью и стыдом.