Стихи Веры Полозковой разных лет - Полозкова Вера - Страница 33

В тексте было, помимо прочего, буквально следующее:

"В этом ресторане в Новый год - до восьми перемен блюют".

Новый год вообще страшный праздник, друзья.

Вы там себя берегите.

16/12/06

@@@

А ты думал, я полномочность

Муз? Из пылких таких безумиц?

Алчность,

Желчность

И неумолчность -

Всё, чем я характеризуюсь.

16 декабря 2006 года.

@@@

Всё бегаем, всё не ведаем, что мы ищем;

Потянешься к тыщам – хватишь по голове.

Свобода же в том, чтоб стать абсолютно нищим –

Без преданной острой финки за голенищем,

Двух граммов под днищем,

Козыря в рукаве.

Все ржут, щеря зуб акулий, зрачок шакалий –

Родители намекали, кем ты не стал.

Свобода же в том, чтоб выпасть из вертикалей,

Понтов и регалий, офисных зазеркалий,

Чтоб самый асфальт и был тебе пьедестал.

Плюемся люголем, лечимся алкоголем,

Наркотики колем, блядскую жизнь браня.

Свобода же в том, чтоб стать абсолютно голым,

Как голем,

Без линз, колец, водолазок с горлом, -

И кожа твоя была тебе как броня.

17 декабря 2006 года.

@@@

Да, тут не без пощёчин и зуботычин,

Впрочем, легчайших, так что не кличь врачей.

Сколько б ты ни был зычен и предназначен –

А все равно найдутся погорячей.

Мальчик, держись за поручень, мир не прочен.

Ладно, не увенчают – так хоть учтут.

Выставочен как ни был бы, приурочен –

А все равно же вымучен, что уж тут.

Звонче не петь, чем Данте для Беатриче.

Нынче – ни Дуче, ни команданте Че.

Как бы ты ни был вычерчен – ты вторичен;

Тысячен, если мыслить в таком ключе.

Ты весь из червоточин, из поперечин,

Мелочен очень, сколько ни поучай.

Как бы ты ни был точен и безупречен –

Вечности не оставят тебе на чай.

И не мечтай, что Бог на тебя набычен,

Выпучен, как на чучело, на чуму.

Как бы ты ни был штучен – а ты обычен.

А остальное знать тебе ни к чему.

19 декабря 2006 года.

@@@

Время-знаток, стратег тыловых атак,

Маленький мародер, что дрожит, пакуя

Краденое – оставь мою мать в покое.

Что она натворила, что ты с ней так.

Время с кнутом, что гонит одним гуртом,

Время, что чешет всех под одну гребенку –

Не подходи на шаг к моему ребенку.

Не улыбайся хищным бескровным ртом.

Ты ведь трусливо; мелкое воровство –

Все, что ты можешь. Вежливый извращенец.

Ластишься, щерясь, – брось: у меня священность

Самых живых на свете.

А ты – мертво.

22 декабря 2006 года.

@@@

А что меня нежит, то меня и изгложет.

Что нянчит, то и прикончит; величина

Совпала: мы спали в позе влюбленных ложек,

Мир был с нами дружен, радужен и несложен.

А нынче пристыжен, выстужен; ты низложен

А я и вовсе отлучена.

А сколько мы звучны, столько мы и увечны.

И раны поют в нас голосом человечьим

И голосом волчьим; а за тобой братва

Донашивает твоих женщин, твои словечки,

А у меня на тебя отобраны все кавычки,

Все авторские права.

А где в тебе чувство, там за него и месть-то.

Давай, как кругом рассеется сизый дым,

Мы встретимся в центре где-нибудь, посидим.

На мне от тебя не будет живого места,

А ты, как всегда, окажешься невредим.

30-31 декабря 2006 года.

@@@

….

Все мои друзья либо мужики, либо девочки, любящие других девочек, характерные, с рельефными руками и хрипотцой; ну то есть реально, семьдесят процентов всех подруг - убежденно лесбийского толка, и так само получилось; я на их фоне печальный гетер-изгой, и прямо чувствую в себе эту отсталость, как если бы все давно перешли на маленькие гладкие мобильники, а ты ходишь, как дура, со своим старым раздолбанным пейджером, на который давно не присылают сообщений. Как если бы все пришли на прослушивание с собственными записями на мини-диске, а ты перекинула бы со спины баян и запела бы дурным голосом.

Повесил свой сюртук на спинку стула баянист.

Расправил нервною рукой на жопе банный лист.

Подойди скорей поближе...

….

Одна женщина говорила мне на днях, что пришла в ресторан, и ее спросили, чего она желает, а она ответила - сдохнуть, и прямо сейчас, если можно; я думаю о том, как долго готовится это блюдо, как лениво его несут, и как в итоге неловко, торопливо, комкано оно съедается; а это ведь, может, самое важное, что следует в жизни распробовать, разжевать; это, может, вообще такая острая специя, смерть, ею посыпаются все самые вкусные штуки, любовь там, секс, ощущение юности, единение, счастье - всегда же пограничное что-то, оттого и пряное настолько, и подсаживает так сильно; а в чистом виде это, может, так вкусно, что и невыносимо вовсе.

Как ты думаешь, не пора ль?

Столько мучились, столько врали.

Память вспухла уже, как вата.

Или, может быть, рановато?

Ты, наверное, ждешь морали.

Но какая уж тут мораль.

08/01/07

@@@

Первый раз попадаем во двор, где будем жить, там классическая одесская бечевка с бельем через весь дом.

Я: О, какая ночнушка! Я хочу такую ночнушку! Почему у меня нет такой?

Миша, назидательно: Низко прыгаешь.

***

- А кем ты работаешь?

- Я секретарь правления.

- Оу. И что-то входит в твои обязанности, кроме минета и кофе?

- Эмм.

***

- О, Рита, у Вас с Мариной одинаковые джинсы? А у нас с Катько одинаковые сумки!

- (печально) И одинаковые мужики.

***

Во дворе живет четверо черных, как ночь, зеленоглазых котов, у меня сводит скулы от свежей кошатины, я выбегаю каждые пятнадцать минут их жучить на улицу.

- Вера, но ведь у них же лишай!

- О нет, не лишай! Не лишай меня последнего удовольствия!

***

- Что-то не пишет мне Калашничек.

- Забухал.

- Повесился.

- А вот это уже самонадеянность, дорогая.

***

Все одесские каникулы смотрели старое кино, "Покровские ворота", "Мушкетеров", "Три плюс два"; в "Три плюс два" есть драматический момент, когда одна героиня заходит в палатку к другой, вздымая грудь, говорит косноязычно, и та ее спрашивает:

- Ты что, полюбила?!