Смертельный танец - Гамильтон Лорел Кей - Страница 78

– Mon Dieu, что случилось? – Он попытался меня обнять, но я оттолкнула его:

– Измажетесь с головы до ног.

Он поглядел на свою руку, измазанную прозрачной тягучей смолой.

– Как это вы оказались так близко к перекидывающемуся вервольфу? – Тут на его лице мелькнула догадка. – Ричард. Вы видели, как он перекинулся.

Я кивнула:

– Он это сделал прямо на мне. И это было... Господи, Господи, Господи!

Жан-Клод притянул меня к себе. Я его оттолкнула.

– Всю одежду измажете.

– Ничего, ничего, ma petite, это ничего. Ничего. Все нормально.

– Нормально? – Я дернулась, потом обмякла у него в руках, он обнял меня, и я вцепилась в шелк его рубашки, как в спасательный круг. Спрятав лицо у него на груди, я зашептала: – Он съел Маркуса. Съел.

– Он вервольф, ma petite. Все вервольфы так делают.

Это было так странно и так ужасно верно, что я засмеялась – резким, почти злым смехом, который тут же перешел в кашель, а кашель – во всхлипы.

Я держалась за Жан-Клода как за последний островок в мире безумия, рыдала, зарывшись в него лицом. Как будто внутри меня что-то сломалось, и сейчас я выплакивала сама себя ему в грудь.

Его голос дошел до меня издалека, будто он что-то говорил уже давно, но я не слышала. Он приговаривал по-французски, шепча мне в волосы, поглаживая по спине, укачивая на руках.

А я лежала в его объятиях. Слез больше не осталось, я была пустой, легкой и онемелой.

Жан-Клод бережно отвел мне волосы со лба и провел губами по коже, как сделал это Ричард сегодня ночью. И даже воспоминание об этом заставило меня снова заплакать. Слишком это было недавно.

– Ma petite, вы можете встать?

– Кажется, да.

Мой голос прозвучал незнакомо для меня самой. Я встала, все еще в круге его рук, прислоняясь к нему, и осторожно от него отодвинулась. Я могла стоять сама. Тряслась слегка, но это лучше, чем ничего.

Темно-голубая рубашка прилипла к его груди, пропитанная слезами и волчьей слизью.

– Теперь ванна нужна нам обоим, – сказала я.

– Это можно устроить.

– Только, пожалуйста, Жан-Клод, без приставаний, пока я не отмоюсь.

– Конечно, ma petite. Я слишком жестоко пошутил, прошу прощения.

Я посмотрела на него пристально. Как-то очень добр был сегодня Жан-Клод. Этот вампир обладал многими качествами, но доброта в их список не входила.

– Если вы что-то задумали, я об этом не хочу знать. Сегодня мне не до темных игр, договорились?

Он улыбнулся и отвесил глубокий размашистый поклон, не отрывая от меня глаз. Так кланяются на татами, когда опасаются, что противник может провести прием, если ты отвернешься.

Я мотнула головой. Что-то он на самом деле задумал. Приятно знать, что не каждый вдруг переменился до неузнаваемости. Одна вещь, на которую всегда можно положиться, – это Жан-Клод. Какая он ни есть заноза, зато он всегда есть. Надежен в каком-то своем, вывернутом смысле. Жан-Клод – надежен? Наверное, я устала сильнее, чем сама думала.

39

Жан-Клод открыл дверь спальни и вошел, пригласив меня изящным жестом. При виде кровати я остановилась. На ней сменили постель. Красные простыни. Багряные полы балдахина над почти черным деревом. С десяток подушек, пронзительно и ярко-алых. И даже после этой ночи все это бросалось в глаза.

– Кажется, мне нравится ваш новый декор.

– Белье надо было сменить. А вы всегда жаловались, что я мало использую цвета. Я глядела на кровать:

– Все, больше не жалуюсь.

– Я сделаю вам ванну. – “И он пошел в ванную, не отпустив ни шутки, ни рискованного замечания. Это почти тревожило.

Тот, кто сменил постель, убрал и кресла, на которых сидели Эдуард и Харли. Я все равно не стала бы садиться на чистые кресла, покрытая той чертовщиной, которая меня обляпала, и потому села на белый ковер, стараясь ни о чем не думать. Не думать – это легче сказать, чем сделать. Мысли гонялись друг за другом, как вервольф, ловящий собственный хвост. От такого сравнения у меня из глотки вырвался смех, перешедший во всхлип или стон, и я зажала рот тыльной стороной ладони. Мне не понравился этот звук. В нем слышались безнадежность, побитость.

Побита я не была, черт побери, но все болело. Если бы то, что я ощущала, было бы на самом деле раной, я бы истекла кровью.

Наконец дверь в ванную открылась, и в клубе влажного и теплого воздуха вышел Жан-Клод. Рубашку он снял, и совершенную грудь портил крестообразный шрам. В одной руке он держал свои сапоги, а в другой – полотенце, алое под цвет простыням.

– Я умылся под краном, пока наполнялась ванна, – сказал Жан-Клод, изящно ступая босыми ногами по белому ковру. – Боюсь, что использовал последнее чистое полотенце. Сейчас я вам принесу другое.

Отняв руку ото рта, я кивнула и смогла все же произнести:

– Спасибо.

Потом я встала раньше, чем он успел предложить мне помощь. Не нужна мне помощь.

Жан-Клод отступил в сторону. Черные волосы тугими локонами рассыпались у него по плечам, завиваясь от влажной жары ванной. Стараясь не смотреть на него, насколько это было в человеческих силах, я вошла в ванную.

Там было тепло и парно, черная мраморная ванна пузырилась пеной. Жан-Клод подал мне лаковый поднос с туалетного столика. Там стояли шампуни, мыло, соли для ванны и что-то похожее на масла.

– Выйдите и дайте мне раздеться.

– Ma petite, чтобы надеть это на вас, понадобилась помощь двоих. Разве вы сможете сами это снять?

Голос его был совершенно безразличным, лицо таким спокойным, а взгляд таким невинным, что я не смогла сдержать улыбку. И вздохнула.

– Если вы развяжете эти две завязки сзади, с остальным я справлюсь. Только без глупостей.

Я подхватила руками лифчик, потому что одна завязка его держала. Насколько я понимала, вторая завязка была главным креплением всего наряда.

Пальцы Жан-Клода коснулись верхней завязки. Я видела его в затуманенном зеркале. Завязка распалась, и кожаная сбруя поддалась с легким вздохом. Жан-Клод перешел ко второй завязке, даже не попытавшись лишний раз провести пальцами по моей коже. Развязав ее, он сделал шаг назад.

– Никаких глупостей, ma petite.

И он вышел из ванной, исчезнув из затуманенного зеркала, как фантом. Когда дверь закрылась, я стала развязывать остальные узлы. Будто счищала с себя корку, сдирая эти покрытые слизью кожаные ремешки.

Поставив поднос на край ванны, я села в воду. Вода была горячая, на самую чуточку больше, чем нужно, и я погрузилась в нее до самого подбородка, но не могла расслабиться. Эта дрянь липла пятнами к моему телу, и ее надо было снять. Я стала скрестись. Мыло пахло гардениями, шампунь – травами. Уж можете поверить: Жан-Клод не станет покупать стандартную дешевку в бакалейной лавке.

Волосы я промыла дважды, погружаясь в воду с головой. Мне удалось оттереть себя дочиста – по крайней мере наружно. Зеркало очистилось от испарины, и в нем отражалась только я. Весь тщательно наложенный грим я смыла, черные густые волосы убрала с лица. На меня глядели огромные, почти черные глаза. Кожа была бледна почти до снежной белизны. У меня был потрясенный, неземной, нереальный вид.

В дверь осторожно постучали:

– Ms petite, можно мне войти?

Я поглядела на воду – пена все еще держалась. Чуть подгребя ее ближе к себе, я ответила:

– Входите!

Пришлось сделать над собой серьезное усилие, чтобы подавить желание погрузиться чуть глубже. Но я села прямо, надеясь на пузыри пены. И вообще не буду я ежиться. Да, я сижу голая в ванне с пеной. И что? Никто тебя не смутит, если ты сама не смутишься.

Жан-Клод вошел, неся два красных махровых полотенца. И закрыл за собой дверь, чуть улыбнувшись:

– Не стоит напускать сюда холод. Я чуть прищурилась, но ответила:

– Да, наверное.

– Куда вам положить полотенца? – спросил он. – Сюда? – Он начал класть их на туалетный столик.

– Там мне их не достать.

– Сюда? – Он положил их на табурет. Жан-Клод по-прежнему был одет только в джинсы, и его бледные ступни четко вырисовывались на черном ковре.