Жар-птица. Свирель славянина - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 10

10

Ах, Дунай ты, Дунай, Ты меня не потопляй, Плачу я, мое ты горе потихонечку качай. А ты, светлая вода, Будь душе сестрой всегда. А ты, желтый песок, Золотись в свой должный срок. А вы, темные леса, Вы шумите, говорите, ухожу я в Небеса. Всем они открыты нам, Есть скончанье всем путям. Мир, прощай. Ах, Дунай ты, Дунай, тихий плещущий Дунай!

ГОРЕ

В воскресенье матушка замуж отдала, В понедельник Горе привязалось к ней. «Ты скажи мне, матушка, как избегнуть зла? Горе привязалося, помоги скорей. Я от Горя спрячуся в темные леса, Там поют привольные птичьи голоса». Горе вслед бежит за ней, Горе говорит: «Лес срублю, тебя найду Чу, как лес шумит». «Ты скажи мне, матушка, мне куда идти? Может, я в полях смогу свой уют найти?» Горе вслед идет за ней, Горе говорит: «Все поля серпом прижну, рожь не защитит». «Ты скажи мне, матушка, где укрыться мне? Я пойду в зеленый луг, он цветет во сне». Горе вслед идет за ней, Горе говорит: «Я скошу зеленый луг, луг изменит вид». «Ты скажи мне, матушка, как развеять тьму? В терем я высок пойду, спрячусь в терему». Горе вслед идет за ней, Горе говорит: «Терем я высок зажгу, терем твой сгорит». «Ты скажи мне, матушка, где же скрыться мне? В горы я круты пойду, скроюсь в вышине». Горе вслед идет за ней, Горе говорит: «Я червем совьюсь, не тверд пред червем гранит». «Ты скажи мне, матушка, где же отдых мне? В землю я сыру пойду, скроюсь в глубине». Горе вслед идет за ней, заступом стучит, Стало, рассмеялося, роет, говорит: «Дочь моя родимая, я тебе ведь мать, Ты сумела, доченька, горе горевать».

ДОБРЫНЯ И СМЕРТЬ

Поехал Добрыня в домашнюю сторону. Закручинился. Хочет домой. Попадалася Смерть на дороге престрашная. Говорит, покачав головой: «Полно ездить по свету, и кровь лить напрасную, кровь невинную в мире струить». А Добрыня ей: «Ты-то кто? Царь ли, царевич ли? Иль изволишь ты витязем быть?» Отвечает ему: «Я не царь, не царевич я, и не витязь. Я страшная Смерть». «Ай ты страшная Смерть, как мечом я взмахну своим, твою голову вскину на твердь!» «Эй Добрыня, поспей с белым светом проститися, выну пилья, засветят, звеня, Подсеку, эти пилья — невиданно-острые, подсеку, упадешь ты с коня». Тут взмолился Добрыня: «Ой Смерть ты престрашная! Дай мне сроку на год и на два, За грехи попрощаться, за силу убитую, и о крови промолвить слова». «Я не дам тебе воли на час на единственный». — «Дай же сроку на этот лишь час». «На минуту одну, на минуту не дам его». — И минута иная зажглась. Подсекла она молодца страшными пильями, и еще, и еще подсекла. И упал тут Добрыня с коня изумленного. И душа из Добрыни ушла.

СТИХ О ГОРЕ

Отчего ты, Горе, зародилося? Зародилось Горе от земли сырой, Из-под камня серого явилося, Под ракитой спало под сухой. Встало Горе, в лапти приобулося, И в рогожку Горе приоделося, Повязалось лыком, усмехнулося, И близ добра молодца уселося. Смотрит, видит молодец: не скроешься. Серым зайцем в поле устремляется. «Стой, постой», тут Горе усмехается, «В западне моей», мол, «успокоишься». Да, не так легко от Горя скроешься. Он в реку уходит рыбой-щукою. «Будет невод молодцу наукою, В частой сети скоро успокоишься». Смотрит, видит молодец: не скроешься. В лихорадку он, да во постелюшку. «Полежи, ты день лежи, неделюшку, Полежишь в горячке, успокоишься». Смотрит, что ж, и в бреде не укроешься? Застонал тут молодец в лихой тоске. Знать, один есть отдых — в гробовой доске. Горе заступ взяло: «Успокоишься». Жизнь возникла, жизнь в земле сокрылася. Тут и все. А Горе усмехается. Из-под камня серого родилося. Снова к камню серому склоняется.

СТИХ ПРО ОНИКУ ВОИНА

Это было в оно время, по ту сторону времен. Жил Оника, супротивника себе не ведал он, Что хотелося ему, то и деялось, И всегда во всем душа его надеялась. Так вот раз и обседлал он богатырского коня, Выезжает в чисто поле пышноликое, Ужаснулся, видит, стречу, словно сон средь бела дня, Не идет — не едет чудо, надвигается великое. Голова у чуда-дива человеческая, Вся повадка, постать-стать как будто жреческая, А и тулово у чуда-то звериное, Сильны ноги, и копыто лошадиное. Стал Оника к чуду речь держать, и чудо вопрошать: «Кто ты? Царь или царевич? Или как тебя назвать?» Колыхнулася поближе тень ужасная, Словно туча тут повеяла холодная: «Не царевич я, не царь, я Смерть прекрасная, Беспосульная, бесстрастная, безродная. За тобою». — Тут он силою булатною Замахнулся, и на Смерть заносит меч, — Отлетел удар дорогою обратною, Меч упал, и силы нет в размахе плеч. «Дай мне сроку на три года. Смерть прекрасная», Со слезами тут взмолился Воин к ней. «На три месяца, три дня» — мольба напрасная — «Три минутки». — Счет составлен, роспись дней. Больше нет ни лет, ни месяцев, ни времени, Ни минутки, чтоб другой наряд надеть. Будет. Пал Оника Воин с гулом бремени. Пал с коня. Ему мы будем память петь.