Жар-птица. Свирель славянина - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 8

8

ВИДЕНИЕ ЦАРЯ БОЛОТА

Был велик тот день, и светла заря, Как сошлись у нас сорок два царя. Всех могуче был светлый царь Волот, А вторым за ним царь Давид идет. И сказал Волот: «ОН цари людей! Что вам виделось в темноте ночей? Вы поведайте, чем ваш сон живет?» — Но молчат цари И рече Волот: — «А мне снилося, и таков мой сон. Будто свет горит нам со всех сторон, От Востока встал, и зажег весну, Светорусскую озарил страну. И с полуденной стороны, светло, Древо-золото до Небес взошло, А на дереве кречет-бел сидит, А в ногах ею позвонок звенит Кто из вас, цари, изъяснит мне сон?» — И сказал Давид, был он царь учен: — «Государь ты наш, первый царь Волот, Сон твой сбудется, сон твой жизни ждет. Солнца красный свет, алый луч весны — То начальный Град для родной страны. Светорусская эозгорит земля, Кровью вскормятся все луга-поля. Как восточные облака горят, Городам земным вспыхнет первый Град, Светорусский Град, где не будет тьмы, Где блеснут сердца, возгорят умы, Древо-золото — тех умов оплот, Тех сердец расцвет, что светло цветет. Кречет-бел на нем — белизна души, Позвонок всем нам говорит. Спеши, Поспешите все, всех зовет тот звон, В нас да сбудется златоцветный сон». — И задумались сорок два царя, И раскинулась широко заря, И светло горит первый царь Волот, И во все края жаркий свет идет.

ТРИ НЕБА

Три Неба ведали прапрадеды мои, Индийцы, слившие лукавый ум Змеи С великой кротостью в превратном бытии.  И Небо первое сияет белизной, Второе — синею недвижною волной, А третье — золотом, бессмертьем, глубиной.  По Небу первому проходят облака, По Небу синему в моря идут века, Даль Неба вечного для слова высока.  Мы млеком облачным питаем детский глаз, Лазурь застывшая усталых нежит нас, А свет бессмертия целует в смертный час.  И если золото бездонной высоты Неописуемо в словах людской мечты, Все ж сердцу ведомо, что там цветут цветы.  Асватта-дерево, основа всех миров, Растет развесисто, не ведая ветров, Кругом Вселенная — один безмерный ров.  С Асватты капает амрита, свежий мед, В зеленых вечностях целебность трав цветет, И солнца новые здесь зачинают ход.  Две птицы вещие сидят вверху всегда, Одна из них клюет румяный цвет плода. Другую разглядеть нельзя нам. Никогда.

ЧЕРНОБЫЛЬ

Шел наймит в степи широкой, Видит чудо: Стая змей Собралась, свилась, как лента, как дракон зеленоокий, В круг сложилась океанский переливчатых огней, В средоточьи, на свирели, колдовал им чародей. И наймит, поверя чуду, что свершалося воочью, Подошел к свирели звонкой, к змеевому средоточью, К чаровавшему, в безбрежном, степь и воздух, колдуну. Змеи искрились, свивались, Звуки флейты раздавались, Цепи дня позабывались, Сон слагался, утончая длинно-светлую струну. И наймит, хотя был темным, И несведущим в вещах, Увидал себя в огромном Море, Море всеедином, слившем день и ночь в волнах. И наймиту чудно стало, Умножались чудеса. Степь сияньем изумрудным говорила, гул рождала, И от травки к каждой травке возникали голоса. И одна из трав шептала, как быть вольным от болести, И другая говорила, как всегда быть молодым, Как любить и быть любимым, как избегнуть лютой мести, И еще, еще, и много, возникали тайновести, И всходил как будто к Небу изумрудно-светлый дым. В скудном сердце у наймита Было радостно-легко. Океанское раздолье было счастием повито, И певучий звук свирели разносился далеко. Так бы вечно продолжалось, счастье видится воочью Подходящим в звуках песни к змеевому средоточью, Да на грех наймит склонился, вырвал стебель чернобыль, Приложил к губам тот стебель — и внезапно все сокрылось, И наймит лишь степь увидел — лишь в степи пред ним крутилась, И, кружася, уносилась та же, та же, та же пыль.

НАВАЖДЕНИЕ

Владимирское предание

Жил старик со старухой, и был у них сын, Но мать прокляла его в чреве. Дьявол часто бывает над нашею волей сполна властелин, А женщина, сына проклявшая, Силу слова не знавшая, Часто бывала в слепящем сознание гневе. Если Дьявол попутал, лишь Бог тут поможет один. Сын все же у этой безумной родился, Вырос большой, и женился. Но он не был как все, в дни когда он был мал. Правда, шутил он, играл, веселился, Но минутами слишком задумчив бывал. Он не был как все, в день когда он женился. Правда, весь светлый он был под венцом, Но что-то в нем есть нелюдское — мать говорила с отцом. И точно, жену он любил, с ней он спал, Ласково с ней говорил, Да, любил, И любился, Только по свадьбе-то вскорости вдруг он без вести пропал. Искали его, и молебны служили, Нет его, словно он в воду упал. Дни миновали, и месяцы смену времен сторожили, Меняли одежду лесов и долин. Где он? Нечистой-то ведомо силе. И если Дьявол попутал, тут Бог лишь поможет один.