В безбрежности - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 5

5

ЗАРОЖДЕНИЕ РУЧЬЯ

На вершине скалы, где потоком лучей Солнце жжет горячей, где гнездятся орлы, Из туманов и мглы зародился ручей, Все звончей и звончей по уступам скалы Он волной ударял, и гранит повторял Мерный отзвук на звук, возникавший вокруг.  Как прозрачный кристалл, как сверкающий луч, Переменчивый ключ меж камней трепетал, На граните блистал, и красив, и певуч, Жаждой жизни могуч, он от счастья рыдал, И кричали орлы, на уступах скалы, У истоков ручья, в торжестве бытия.

ДУХ ВЕТРОВ

Дух ветров, Зефир игривый Прошумел среди листов, Прикоснулся шаловливый К нежным чашечкам цветов.  И шепнул неуловимый, И волною шевельнул, К арфе звучной и незримой Дланью быстрою прильнул:  И с беспечностью ребенка, Не заботясь ни о чем, Он играл легко и звонко В ясном воздухе ночном.  И влюбленные наяды Показались из волны, И к нему кидали взгляды В свете гаснущей Луны.  Нимфа с нимфою шепталась, О блаженстве говоря. А за Морем пробуждалась Розоперстая заря.

«Ветер перелетный обласкал меня…»

Ветер перелетный обласкал меня И шепнул печально: «Ночь сильнее дня». И закат померкнул. Тучи почернели. Дрогнули, смутились пасмурные ели.  И над темным морем, где крутился вал, Ветер перелетный зыбью пробежал. Ночь царила в мире. А меж тем далеко, За морем зажглося огненное око.  Новый распустился в небесах цветок, Светом возрожденных заблистал Восток. Ветер изменился, и пахнул мне в очи, И шепнул с усмешкой: «День сильнее ночи».

РУЧЕЙ

(С восточного)

Что ты плачешь, печальный прозрачный ручей? Пусть ты скован цепями суровой зимы, Скоро вспыхнет весна, запоешь ты звончей, На заре, под покровом немой полутьмы.  И свободный от мертвых бездушных оков, Ты блеснешь и плеснешь изумрудной волной, И на твой жизнерадостный сладостный зов Вольный отклик послышится в чаще лесной. И, под шелест листка, ветерка поцелуй Заволнует твою белоснежную грудь, И застенчивым лилиям в зеркало струй На себя будет любо украдкой взглянуть.  Вся земля оживится под лаской лучей, И бесследно растают оковы зимы. Что ж ты плачешь, скорбящий звенящий ручей, Что ж ты рвешься так страстно из темной тюрьмы?

«Утомленное Солнце, стыдясь своего утомленья…»

Утомленное Солнце, стыдясь своего утомленья, Раскрасневшийся лик наклонило и скрыло за лесом, Где чуть дышит, шепчет в ветвях ветерка дуновенье, Где листва чуть трепещет в лучах изумрудным навесом.  Распростертую Землю ласкало дневное Светило, И ушло на покой, но Земля не насытилась лаской. И с бледнеющим Месяцем Солнцу она изменила, И любовь их зажглась обольстительной новою сказкой.  Вся небесная даль озарилась улыбкой стыдливой, На фиалках лесных заблистали росою слезинки, Зашепталась речная волна с серебристою ивой, И, качаясь на влаге, друг другу кивали кувшинки.

ЗВУКИ ПРИБОЯ

Как глух сердитый шум Взволнованного Моря! Как свод Небес угрюм, Как бьются тучи, споря!  О чем шумит волна, О чем протяжно стонет? И чья там тень видна, И кто там в Море тонет?  Гремит морской прибой, И долог вой упорный: «Идем, идем на бой, На бой с Землею черной!  Разрушим грань Земли, Покроем все водою! Внемли, Земля, внемли, Наш крик грозит бедою!  Мы все зальем, возьмем, Поглотим жадной бездной, Громадой волн плеснем, Взберемся в мир надзвездный!»  «Шуми, греми, прибой!» И стонут всплески смеха. «Идем, идем на бой!» — «На бой» — грохочет эхо.