В безбрежности - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 4

4

В ПЕЩЕРЕ

В пещере угрюмой, под сводами скал, Где светоч дневной никогда не сверкал, Иду я на ощупь, не видно ни зги, И гулко во тьме отдаются шаги.  И кто-то со мною как будто идет, Ведет в лабиринте вперед и вперед. И, вскрикнув, я слышу, как тотчас вокруг, Ответный, стократный, разносится звук.  Скользя по уступам, иду без конца, Невольно мне чудится очерк лица, Невольно хочу я кого-то обнять, Кого, — не могу и не смею понять.  Но тщетно безумной томлюсь я тоской: — Лишь голые камни хватаю рукой, Лишь чувствую сырость на влажной стене, — И ужас вливается в сердце ко мне.  «Кто шепчет?» — кричу я. «Ты друг мне? Приди!» И голос гремит и хохочет: «Иди!» И в страхе кричу я: «Скажи мне, куда?» И с хохотом голос гремит: «Никуда!»  Бесплодно скитанье в пустыне земной, Близнец мой, страданье, повсюду со мной. Где выход, не знаю, — в пещере темно, Все слито в одно роковое звено.

АЮДАГ

Синеет ширь морская, чернеет Аюдаг. Теснится из-за Моря, растет, густеет мрак. Холодный ветер веет, туманы поднялись, И звезды между тучек чуть видные зажглись.  Неслышно Ночь ступает, вступает в этот мир, И таинство свершает, и шествует на пир. Безмолвие ей шепчет, что дню пришел конец, И звезды ей сплетают серебряный венец.  И все полней молчанье, и все чернее мрак. Застыл, как изваянье, тяжелый Аюдаг.     И Ночь, смеясь, покрыла весь мир своим крылом, Чтоб тот, кто настрадался, вздохнул пред новым злом.

«В этой жизни смутной…»

В этой жизни смутной Нас повсюду ждет — За восторг минутный - Долгой скорби гнет. Радость совершенства Смешана с тоской.  Есть одно блаженство:- Мертвенный покой. Жажду наслажденья В сердце победи, Усыпи волненья, Ничего не жди.

«Нет, не могу я заснуть, и не ждать, и смириться…»

Нет, не могу я заснуть, и не ждать, и смириться,    В сердце волненье растет и растет! Может ли ветер свободный кому покориться?    Может ли звезд не блистать хоровод?  Нет, мне не нужно покоя, не нужно забвенья,    Если же счастья нам не дано, — В море отчаянья, в темную бездну мученья    Брошусь на самое дно!

В ЧАС РАССВЕТА

Над ущельем осторожным, меж тревожных чутких скал, Перекличке горных духов в час рассвета я внимал. Со скалы к скале срывался, точно зов, неясный звук. Освеженный, улыбался, пробуждался мир вокруг. Где-то серна пробежала, где-то коршун промелькнул, Оборвался тяжкий камень, между скал раздался гул. И гнездится, и клубится легкий пар, источник туч, Зацепляясь, проползает по уступам влажных круч. И за гранью отдаленной, — радость гор, долин, полей, — Открывает лик победный, все полней и все светлей, Ярко-красное Светило расцветающего дня,      Как цветок садов гигантских, полный жизни и огня.

ВЕТЕР

    Я жить не могу настоящим, Я люблю беспокойные сны,     Под солнечным блеском палящим, И под влажным мерцаньем Луны.     Я жить не хочу настоящим, Я внимаю намекам струны,     Цветам и деревьям шумящим, И легендам приморской волны.      Желаньем томясь несказанным, Я в неясном грядущем живу,     Вздыхаю в рассвете туманном, И с вечернею тучкой плыву.     И часто в восторге нежданном Поцелуем тревожу листву.     Я в бегстве живу неустанном, В ненасытной тревоге живу.

ПРИЗРАКИ

    Шелест листьев, шепот трав,     Переплеск речной волны,     Ропот ветра, гул дубрав,     Ровный бледный блеск Луны.      Словно в детстве предо мною,     Над речною глубиною, Нимфы бледною гирляндой обнялись, переплелись.     Брызнут пеной, разомкнутся,     И опять плотней сожмутся, Опускаясь, поднимаясь, на волне и вверх и вниз.      Шепчут темные дубравы,     Шепчут травы про забавы Этих бледных, этих нежных обитательниц волны.     К ним из дали неизвестной     Опустился эльф чудесный, Как на нити золотистой, на прямом луче Луны.      Выше истины земной,     Обольстительнее зла,     Эта жизнь в тиши ночной,     Эта призрачная мгла.