Револьвер для Сержанта Пеппера - Алексей Парло - Страница 20

20

в этом несказанном покое заключалась бы отныне его жизнь.

Но - жизнь, она ведь всегда далека от идеала! «Жизнь - жизнь!» - говаривал, бывало, Шуре сосед по подъезду Пётр Иваныч, прапорщик спецназа в отставке, ушедший на покой по причине двух контузий, полученных в горячих точках, и приобретший вследствие этого неистребимый философский взгляд и некоторые способности к исцелению методом наложения рук. Способности эти, как ни странно, усиливались пропорционально количеству принятого на грудь портвейна «Анапа», непревзойденного по своей убойной силе шедевра советского винпрома.

Но нет сейчас рядом с Шурой даже Петра Иваныча с торчащими из карманов заношенного камуфляжа плоскогубцами и флягой «Анапы». Нет никого, нет ничего, лишь спрессованный, растрескавшийся песок под палящим солнцем. Нет даже тени от ломкой, худой фигуры женского врача. И Розового Фламинго тоже нет... И нужно идти куда-то вперёд, гнаться за Уходящим... Стоп, за каким Уходящим? Зачем гнаться? Не знал этого Шура, не знал.

Но всё же пошёл. Идти было неожиданно легко. Не обжигал гортань раскалённый воздух, не тяжелели от усталости ноги, не сбивалось дыхание, не щекотал пот. Идти было даже приятно. «Времени нет» - вспомнил Шура свою фразу в разговоре с Ленноном. Вспомнил и его слова о том, что он, Шура, сам не понял, что сказал. «Конечно, не понял! А ведь всё так просто! Времени - нет!» - подумал Шурочка и сразу увидел Дверь.

Грубая дощатая Дверь стояла посреди пустыни, опираясь на три деревянных ступени. Дверь была открыта настежь, а за ней, под бирюзовым небом, ласково плескались волны океана. «Туда! Туда!» - всей душой возжелал Шура и устремился к двери. Он шёл и шёл, но Дверь не приближалась. Шура не мог сказать, сколько времени он провёл в своём бесплодном стремлении к Двери, ведь времени не было. И тут раздался Голос:

– Ещё не время!

Голос горным громом пророкотал где-то высоко и стих. Наступила тишина. Шура ещё раз взглянул на такой желанный океан и, закрыв глаза, громко, по-детски, заплакал навзрыд...

Пол сидел на стуле прямо напротив Шуры и, с подчеркнутым дружелюбием, но очень пристально глядя ему в глаза, убедительным тоном говорил:

– Конечно, ты прав, я не мать Тереза, не Алан Чумак, и уж тем более, не профессор Зеленчук. И не в моих интересах закабалить вас всех. Я понимаю, что рабский труд не производителен. Но, пойми, я не могу сидеть и ждать, пока вы пропьёте все деньги в моём кейсе.

– В моём кейсе! - уточнил Шура.

– В моём, Шурочка, в моём! Ты же знаешь.

– Да, ты прав. - согласился Шура. Закрепитель ещё продолжал на него действовать.

– Ну вот! Не хватало нам сейчас начать собачиться друг с другом. Согласись, что ссоры - это ещё менее увлекательно, чем водка и репетиции. А ты не только сам нервничаешь, но и друзей своих провоцируешь.

Он дружески потрепал Шуру по плечу и встал со стула.

– За работу, дорогие мои! Предлагаю начать с моей новой темы. Рабочее название «Auricle».

– Это что? - спросил Алик.

– Ушная раковина. - автоматически перевёл Шура.

– Именно! - жизнерадостно подтвердил Пол.

– Почему именно ушная раковина? - продолжал недоумевать Алик.

– Потому что он её так назвал! - Михе надоело слушать всё это, в нём снова проснулся Музыкант. - Давай уже начинать, руки чешутся!

И вновь началась музыка. Удивительно, но «Одинокие сердца» как будто стали единым организмом, они чувствовали друг друга, верно понимая каждый жест, каждый взгляд, поддерживая друг друга, не давая упасть, показывая путь и споря, доказывая каждый своё, но всё равно оставаясь вместе. Тамарка вышла из кухни и стала в дверях, прислонившись к косяку. В глазах у неё стояли слёзы (и мы её понимаем: это действительно было прекрасно…)

Волшебство продолжалось до тех пор, пока Миха не отвернулся от клавиш и не закричал на Пола:

– Слэпами играй, слэпами[23]!

– Что, джаз покоя не даёт? - на этот раз Маккартни изменила его обычная выдержка. Слишком близко к сердцу принял он, видимо, свою новую мелодию. Или обычная творческая жадность обуяла. Я, мол, творец, а ты - не лезь!

– При чём здесь джаз? Оно же само сюда просится! Ты послушай только! - он рывком обернулся к фортепиано и быстро сыграл тему. - Вот! Здесь дальше... - ещё несколько резких басовых нот, - и дальше... - последовал красивый, цветистый аккорд.

– А зачем си-бемоль в конце, да ещё и с септимой? - придрался Пол. - Опять джаз?

– Да что ты заладил? Джаз, джаз! Ну не лезет сюда простое трезвучие! Ну, что это? - Миха сыграл простой строгий аккорд.

– А ты поучи меня, поучи! Дожил, блин! Играй, как я сказал!

– А вот не буду! Не стану лажать!

– Ты у себя в кабаках командуй! А здесь - не надо!

– А ты вообще у меня в доме! Отправляйся к себе в Пепперлэнд и там командуй!

– Пепперлэнд?! - Шура и Пол одновременно выплюнули это слово. Пол удивлённо обернулся к Шуре, но решил повременить. Миха сейчас был важнее.

– Ну да, в Пепперлэнд из мультика. Из Yellow Submarine. Мне недавно один чувак давал на видеокассете, - Миха не обратил внимания на смятение коллег.

– А давай, Миша, мы туда письмо отошлём, - Маккартни достал из бумажника почтовую марку, на которой была изображена какая-то детская дребедень. - На вот, лизни.

– А клеить куда? - спросил Миха.

– А клеить не надо, - Пол усмехнулся. - Оно и так улетит!

– Не понял...

– Да это кислота! LSD! - воскликнул Шура. - Нам на токсикологии про это рассказывали.

– И что, лизнул - и всё? - Миха не сводил глаз с марки.

– И всё, Миша! Лизнул - и всё знаешь, всё понимаешь, всё увидел, всё испытал!

– Не майтесь дурью! Ты на что его толкаешь? - Шура двинулся к Полу. - Алик, ты-то хоть вмешайся, снимись с тормоза!

– Мих, ты правда... - с готовностью запричитал Алик. - Ты не надо... это... Зачем?..

– Ребята, он уже взрослый! И я что-то не вижу среди вас его родителей! Пусть сам решит, нужно ему это или нет! - строго и напористо произнёс Пол.

– Ну да, конечно, а ломку потом ему кто снимать будет? - Шура был настроен весьма бескомпромиссно. - У нас здесь не Голландия, бесплатно не подают! А денег у него, как правило, нет. Вот и буду я