Братская ГЭС - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 6

6

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

И когда, с возка сошедший, над тобою встал, толпа, честь России - Чернышевский у позорного столба, ты подавленно глядела, а ему была видна, как огромное «Что делать?», с эшафота вся страна. И когда ломали шпагу, то в бездейственном стыде ты молчала, будто паклю в рот засунули тебе. И когда солдат, потупясь, неумелый, молодой, «Государственный преступник» прикрепил к груди худой, что же ты, смиряя ропот, не смогла доску сорвать? Преступленьем стало - против преступлений восставать. Но светло и обреченно из толпы наискосок чья-то хрупкая ручонка ему бросила цветок. Он увидел чьи-то косы и ручонку различил с золотым пушком на коже, в блеклых пятнышках чернил. После худенькие плечи, бедный ситцевый наряд и глаза, в которых свечи декабристские горят. И с отцовской тайной болью он подумал: будет срок, и неловко бросит бомбу та, что бросила цветок. И, тревожен и задумчив, видел он в тот самый день тени Фигнер и Засулич и халтуринскую тень. Он предвидел перед строем, глядя в сумрачную высь: бомба мир не перестроит, только мысль - и только мысль! Встанет кто-то, яснолобый, - он уже невдалеке! - с мыслью - самой страшной бомбой в гневно поднятой руке!

ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ

Ярмарка!         В Симбирске ярмарка!Почище Гамбурга!                 Держи карман!Шарманки шамкают,                  а шали шаркают,и глотки гаркают:                   «К нам,                            к нам!»В руках приказчиков                    под сказки-присказкивоздушны соболи,                 парча тяжка,а глаз у пристава                  косится пристальнои на «селедочке»[1] -                     перчаточка.Но та перчаточка                  в момент с улыбочкойвзлетает рыбочкой                   под козырек,когда в пролеточке                   с какой-то цыпочкой,икая,      катит            икорный бог.И богу нравится,               как расступаютсяплатки,         треухи                и картузы,и, намалеваны              икрою паюсной,под носом дамочки                  блестят усы.А зазывалы           рокочут басом.Торгуют юфтью,              шевром,                      атласом,прокисшим квасом,                  пречистым Спасом,протухшим мясом                и Салиасом[2].И, продав свою картошкуда хвативши первача,баба ходит под гармошку,еле ноги волочаИ поет она,            предерзостная,все захмелевбя,шаль за кончики придерживая,будто молодая:«Я была у Оки,ела я-бо-ло-ки,с виду золоченые -в слезыньках моченые.Я почапала на Каму.Я в котле сварила кашу.Каша с Камою горька.Кама - слезная река.Я поехала на Яик,села с миленьким на ялик.По верхам да по низам - все мы плыли по слезам.Я пошла на тихий Дон.Я купила себе дом.Чем для бабы не уют?А сквозь крышу слезы льют...»Баба крутит головой,все в глазах качается.Хочет быть молодой,а не получается.И гармошка то зальется,то вопьется,             как репей...Пей, Россия,             ежли пьется,только душу не пропей!..Ярмарка!         В Симбирке ярмарка!Гуляй,       кому гуляется!А баба пьянаяв грязи валяется.В тумане плавая,царь похваляется...А баба пьяная в грязи валяется.Корпя над планами,министры маются...А баба пьянаяв грязи валяется.Кому-то памятникподготовляется...А баба пьянаяв грязи валяется.И мещаночки,              ресницы приспустив,мимо,      мимо:            «Просто ужас!                          Просто стыд!»И лабазник стороною,мимо,      а из бороды:«Вот лежит...              А кто виною?Все студенты             да жиды...»И философ-горемыканиже шляпу на лоби, страдая гордо, -                    мимо:«Грязь -          твоя судьба, народ!»Значит, жизнь такая подлая - лежи     и в грязь встывай?!Но кто-то бабу под локотьи тихо ей:           «Вставай...»Ярмарка!         В Симбирске ярмарка!Качели в сини,               и визг,                       и свист,и, как гусыни,              купчихи яростно:«Мальчишка с бабою...                      Гимназист!»Он ее бережно ведет за локоть,он и не думает, что на виду.«Храни Христос тебя,                      яснолобый,а я уж как-нибудь сама дойду...»И он уходит,             идет вдоль барокнад вешней Волгой,и, вслед грустя,                 его тихонечко крестит баба,как бы крестила свое дитя.Он долго бродит...                  Вокруг все пасмурней...Охранка - белкою в колесе.Но как ей вынюхать,                    кто опаснейший, когда опасны в России все!Охранка, бедная,                  послушай, милая:всегда опасней, пожалуй, тот, кто остановится,                 кто просто мимочужой растоптанности                     не пройдет.А Волга мечется,                 хрипя,                        постанывая.Березки светятся                 над ней во мгле,как свечки робкие,                   землей поставленные,за настрадавшихся на земле.Ярмарка!         В России ярмарка!Торгуют совестью,                  стыдом,                          людьми,суют стекляшки, как будто яхонты,и зазывают           на все лады.Тебя, Россия,             вконец растрачивалии околпачивали в кабаках,но те, кто врали и одурачивали,еще останутся в дураках!Тебя, Россия,              вконец опутывали,но не для рабства ты родилась.Россию Разина,               Россию Пушкина,Россию Герцена               не втопчут в грязь!Нет,     ты, Россия,                 не баба пьяная!Тебе великая дана судьба,и если даже ты стонешь,                        падая,то поднимаешь сама себя!Ярмарка!         В России ярмарка!В России рай,              а слез - по край,но будет мальчик -                   он снова явится - и скажет праведное:                    «Вставай...»