Западноевропейская поэзия XХ века. Антология - Коллектив авторов - Страница 15

15

ПЕСНЬ В ПУСТЫНЕ

Перевод В. Топорова

Венок из листвы почерневшей сплетен был в окрестностях Акры. Там гнал я коня вороного и смерти грозил я кинжалом. И пепел я пил из разбитых кувшинов в окрестностях Акры. В руины небес я скакал с безнадежно поникшим забралом. Ведь умерли ангелы, бог стал незрячим в окрестностях Акры. И нет утешенья в идущих нестройной толпой богомольцах. Разрублен мечом ясный месяц — цветок из окрестностей Акры. Цветут, как колючки, сухие суставы в заржавленных кольцах. И я поклонился, смиренно и скорбно, окрестностям Акры. Черна была долгая ночь, и нахлынули крови потоки. И я стал смеющимся братом, железным архангелом Акры. Но лишь это имя назвал — и упало мне пламя на щеки.

ТРАПЕЗА

Перевод В. Топорова

Мы выпили долгую ночь на высоких лесах искушенья, Зубами вспахали порог и посеяли затемно гнев. Еще нам осталась трава, чтобы спать, — но разбудит нас мельник: Он ищет живое зерно неторопким своим жерновам. В цианистом свете небес остальные соломинки — блеклей: Чеканят иную мечту и не ходят с чужих козырей, А мы, в темноте перепутав беспамятство, память и чудо, — Мы длимся один только миг и, смеясь, презираем его. Мы канули в воду зеркал в сундуках с фосфорическим светом — На улице лопнут они на потребу слепым облакам. Наденьте пальто и карабкайтесь следом за мною на скатерть! Ведь спим только стоя среди недопитых бокалов! Ведь сны посвящаем медлительным тем жерновам! * * *

«Париж-кораблик в рюмке стал на якорь…»

Перевод В. Леванского

Париж-кораблик в рюмке стал на якорь. Я пью с тобой и за тебя так долго, что почернело сердце, и Париж плывет на собственной слезе — так долго, что нас укрыли дальние туманы от мира, где любое «Ты» — как ветка, а я на ней качаюсь, словно лист.

СОН И ЕДА

Перевод В. Леванского

Твоя простыня — это полночь. И тьма с тобою легла. Целует виски и колени, велит ожить и уснуть. Она осязает Слово, желанья и думы твои. И дремлет, сливаясь с ними,       и тянет душу к себе. Вычесывает осторожно соль из твоих ресниц,       и солью тебя угощает,       и ставит перед тобой горючий песок мгновений, украденных у тебя. И то, что было в ней розой, тенями и росой, ты жадными пьешь губами.

ХРУСТАЛЬ

Перевод В. Топорова

Не на моих губах ищи свои уста, не у дверей — странника и слёзы — не в глазах. Семью ночами выше поцелуй живет, семью сердцами глубже отпирают дверь, семью цветами позже шумит родник.

СНЕЖНОЕ ЛОЖЕ

Перевод Е. Витковского

Глаза, не зрящие мира, в мертвящей сети ущелий. Я иду, камень на сердце, я иду. Лунное зеркало — прямая стена. Вниз. Блеск, запотевший в дыхании. Пятнами кровь. Туманные души, еще раз нашедшие форму. Десятипалые тени — сцепленье. Глаза, не зрящие мира, глаза, в мертвящей сети ущелий, глаза, глаза: Снежное ложе для нас обоих, снежное ложе. Кристалл за кристаллом, во глубине единого часа зарешечены, падаем мы, падаем, и ложимся, и падаем, и падаем: мы суть и быль, мы плоть от плоти ночи. В пути, в пути.

ИНГЕБОРГ БАХМАН

Ингеборг Бахман(1926–1973). — Окончила Венский университет, защитила диссертацию о философии Мартина Хайдеггера. Первый поэтический сборник, «Отсроченное время» (точнее — «Время, опаздывающее по расписанию»), выпустила в 1053 г., второй — в 1956 г., в дальнейшем от поэзии отошла. В начале 50-х годов покинула Австрию, жила в Швейцарии, ФРГ, Англии, США, последние годы жизни провела в Риме, где осенью 1973 г. погибла в результате несчастного случая. Известна как прозаик и переводчик итальянской поэзии (Унгаретти). За последние годы в СССР издана большая часть поэтического наследия Ингеборг Бахман, а также ряд ее новелл.

ВЕРЕНИЦА

Перевод И. Грицковой

Угасали глаза любимых Их уводили от нас. И тогда мы сами смотрели В пустыню угасших глаз. Воспаленные наши ресницы Остужает холодный дым Перехватывает дыханье Перед этим Немым, Пустым. Мы видели мертвые очи И не забудем их… Любимые не узнавали Самых любимых своих.

ИСТИНА

Перевод И. Грицковой

Не три глаза! Пусть истина незрима, Держи ответ, коль перед ней предстал. Она восстанет из огня и дыма И в пыль сотрет гранитный пьедестал. Так постепенно прорастает семя, В палящий зной сухой асфальт пробив. Она придет и оправдает время, Собой твои утраты искупив. Ей нипочем пустая позолота, Венки из лести, мишура хвальбы. Она пройдет сквозь крепкие ворота, Переиначит ход твоей судьбы. И, словно рана, изведет, изгложет, Иссушит, изопьет тебя до дна, И все твои сомненья уничтожит, Святым своим значением сильна. Неверный свет реклам. Холодный город. На площадях широких — ни души. В дыму и гари задохнулся голубь. Остановись! Подумай. Не спеши. Не сосчитать багровых кровоточин. Они давно горят в твоей груди. Пусть этот мир обманчив и порочен, Постигни правду, истину найди!