Западноевропейская поэзия XХ века. Антология - Коллектив авторов - Страница 56

56

* * *

«Дети дружат с каждою звездою…»

Перевод Г. Ратгауза

Дети дружат с каждою звездою, Дети могут даже спрятать солнце, Дети просят злой и долгий дождик Пожалеть их, выпустить на волю. Поясок у звезд я попросила, А у солнца — красную корону, Говорила я со злой любовью, Признавалась, что хочу на волю. Крупный жемчуг мне снизали звезды, Шапочку мне солнце подарило, А любовь меня и не слыхала И была, как дождь, неумолима.

НЕКРОЛОГ

Перевод В. Микушевича

И я умру, как многие другие. Разравнивают грабли пашню лет, Вписав меня в комки земли сухие. Бездетная, умру я в дни глухие, Устало глядя лысым тучам вслед, Раскинув руки… Никакого эха. Я кончилась. Была — и нет меня. Движенью городскому не помеха, На перекрестке нищий, словно веха. Худые горсти… Лишь на склоне дня Упало в шляпу солнце, как монета. Картошки за него не продадут. А я сыта и в холоде согрета. Страсть, ярость, гнев бушуют морем где-то, Чтобы шумела раковина тут. Да, прахом стану я, на все согласным, Вы, соль земли, и после смерти — соль. Торгаш с глупцом — в довольстве безучастном, А вы безмолвно ждете в свете красном, Неумолимо тихие, как боль. На бледных пальцах ржавчина решетки. У скольких нож под сердцем не погас. С добычей вор, у идиотов — плетки. Меня растопчут грязные подметки. Я прах, и все-таки я знала вас. Была я вашим зеркалом увечным. Лелеял вас мой слишком хрупкий лик. Ах, что я вам, и в смерти безупречным, Вам, вашим дням неизгладимо вечным, Тогда как я — песчинка, проблеск, миг? Я — глина, я — податливое тленье. У вас в руках я форму обрела. Что вам я в строгом вашем отдаленье, Что сердце вам и все мои моленья, Что губы вам и вся моя хвала!

ПЕТЕР ХУХЕЛЬ

Петер Хухель(род. в 1903 г.). — Дебютировал в 20-е годы; стихи, написанные при нацизме, опубликовал лишь в 1948 г. Был солдатом вермахта; советский военнопленный; затем принимал активное участие в культурном строительстве в ГДР. В 1949–1962 гг. — главный редактор журнала «Зинн унд Форм» (ГДР). В 60-х годах отходит от общественной деятельности, печатается в основном в ФРГ. С 1971 г. живет в Италии. Лучшие стихи поэта собраны в книге «Шоссе, шоссе» (1963).

ЛЕНИН В РАЗЛИВЕ

Перевод Г. Ратгауза

Северным летом в зеленой осоке Озеро спит. И утренний сон Белым туманом, чистым и строгим, От шелеста зыбкой листвы охранен. Чайка, пугаясь собственной тени, Чертит спросонья крылом над водой, Здесь, в первозданном уединенье, Где обнялись береза с ольхой, Здесь, у воды туманного края, Здесь, в шалаше, у туманных озер, Жил он, как будто бы лес охраняя. Были с ним чайник, пила и топор. Сумрачной ранью, северным летом, Ездил сюда петроградский гонец. Тот, кто скрывался в прибежище этом, Ведал все тайны умов и сердец. Он властно правил ходом времен. Еще заалеть заря не успела (Мудрый умеет время ценить, И любит свое одиночество он), — Он прял своих мыслей упорную нить, Писал, и камыш сухой то и дело Бросал он в костер, и спокоен был взгляд. Он ежился, зябко на руки дыша. …Росисто белеет стена шалаша, Озерные заводи тускло блестят. Он жил заодно с водою и лесом. Под старыми ивами, как под навесом, Укрывшись от солнца, писал он в тени. Тетради он клал на широкие пни. Крестьянин, который поблизости жил, Собрался косить луговую отаву. И девять дней от зари до зари Он с ним заодно выкашивал травы, Работал не хуже, чем все косари: Он сено косил, потом ворошил, Потом для просушки он слеги сложил. Без устали острой косой он махал, И не было дела желанней и краше: Коровы без сена и дети без каши Совсем отощали, народ голодал. Облачком смутным растаяло лето, Гром отгремел, начались холода. И пеленой молочного цвета К ночи до глаз закрывалась вода. Ночь была зябкой, но он не продрог. Не замечая, что чай его стынул, Березовый сук он к огню пододвинул И глаз от огня отвести он не мог. Воронежский пахарь с сохой деревянной, Рыбак в своей куртке, дырявой и рваной, Таежник, ловивший зверей в западню, — Вся Россия стекалась к лесному огню. Они ни читать, ни писать не умели, Но в эти недели в просторах страны Те мысли, что высказал Ленин в апреле, Повсюду летели, всем были ясны. А озеро вздулось под черным дождем, Грозя затопленьем раскидистой иве, Собранью деревьев над зеркалом вод. Как в Ясной Поляне, в именье своем, Граф беседовал с богом, так Ленин в Разливе Беседовал с теми, чье имя — народ. Неласково хмурились дни сентября, Но сено убрать позволяла погода. Крестьянин пришел, потоптался у входа, В шалаш заглянул, — не застал косаря. Коса, обвязанная соломой, Лежала в сухом и укромном углу, Висел котелок на рогуле знакомой. Крестьянин зачем-то потрогал золу… И долго кричал и звал крестьянин. Простор откликался, сыр и туманен, Да гуси летели в тумане сыром, Печально шумели, махая крылом. * Так здравствуй, Октябрь! Звездой путеводной Ты светишь народам и ночью и днем. Когда мы встречаем твой день благородный И праздничный стол украшаем вином, И крупные, красные яблоки ставим, И мир, охранивший селенья, мы славим, Нам вспомнится эта глухая пора, — Камыш приозерный, холодное лето, Когда он при звездах вставал до рассвета, Далекое пламя ночного костра.