Том 2. Баллады, поэмы и повести - Жуковский Василий Андреевич - Страница 3

3

Пустынник *

«Веди меня, пустыни житель,   Святой анахорет; Близка желанная обитель;   Приветный вижу свет. Устал я: тьма кругом густая;   Запал в глуши мой след; Безбрежней, мнится, степь пустая,   Чем дале я вперед». «Мой сын (в ответ пустыни житель),   Ты призраком прельщен: Опасен твой путеводитель —   Над бездной светит он. Здесь чадам нищеты бездомным   Отверзта дверь моя, И скудных благ уделом скромным   Делюсь от сердца я. Войди в гостеприимну келью;   Мой сын, перед тобой И брашно с жесткою постелью   И сладкий мой покой. Есть стадо… но безвинных кровью   Руки я не багрил: Меня творец своей любовью;   Щадить их научил. Обед снимаю непорочный   С пригорков и полей; Деревья плод дают мне сочный,   Питье дает ручей. Войди ж в мой дом — забот там чужды;   Нет блага в суете: Нам малые даны здесь нужды;   На малый миг и те». Как свежая роса денницы,   Был сладок сей привет; И робкий гость, склоня зеницы,   Идет за старцем вслед. В дичи глухой, непроходимой   Его таился кров — Приют для сироты гонимой,   Для странника покров. Непышны в хижине уборы,   Там бедность и покой; И скрыпнули дверей растворы   Пред мирною четой. И старец зрит гостеприимный,   Что гость его уныл, И светлый огонек он в дымной   Печурке разложил. Плоды и зелень предлагает   С приправой добрых слов; Беседой скуку озлащает   Медлительных часов. Кружится резвый кот пред ними;   В углу кричит сверчок; Трещит меж листьями сухими   Блестящий огонек. Но молчалив, пришлец угрюмый;   Печаль в его чертах; Душа полна прискорбной думы;   И слезы на глазах. Ему пустынник отвечает   Сердечною тоской. «О юный странник, что смущает   Так рано твой покой? Иль быть убогим и бездомным   Творец тебе судил? Иль предан другом вероломным?   Или вотще любил? Увы! спокой себя: презренны   Утехи благ земных; А тот, кто плачет, их лишенный,   Еще презренней их. Приманчив дружбы взор лукавый:   Но ах! как тень, вослед Она за счастием, за славой,   И прочь от хилых бед. Любовь… любовь, Прелест игрою   Отрава сладких слов, Незрима в мире; лишь порою   Живет у голубков. Но, друг, ты робостью стыдливой   Свой нежный пол открыл». И очи странник торопливый,   Краснея, опустил. Краса сквозь легкий проникает   Стыдливости покров; Так утро тихое сияет   Сквозь завес облаков. Трепещут перси; взор склоненный;   Как роза, цвет ланит… И деву-прелесть изумленный   Отшельник в госте зрит. «Простишь ли, старец, дерзновенье,   Что робкою стопой Вошла в твое уединенье,   Где бог один с тобой? Любовь надежд моих губитель,   Моих виновник бед; Ищу покоя, но мучитель   Тоска за мною вслед. Отец мой знатностию, славой   И пышностью гремел; Я дней его была забавой;   Он все во мне имел. И рыцари стеклись толпою:   Мне предлагали в дар Те чистый, сходный с их душою,   А те притворный жар. И каждый лестью вероломной   Привлечь меня мечтал… Но в их толпе Эдвин был скромный;   Эдвин, любя, молчал. Ему с смиренной нищетою   Судьба одно дала: Пленять высокою душою;   И та моей была. Роса на розе, цвет душистый   Фиалки полевой Едва сравниться могут с чистой   Эдвиновой душой. Но цвет с небесною росою   Живут единый миг: Он одарен был их красою,   Я легкостию их. Я гордой, хладною казалась;   Но мил он втайне был; Увы! любя, я восхищалась,   Когда он слезы лил. Несчастный! он не снес презренья;   В пустыню он помчал Свою любовь, свои мученья —   И там в слезах увял. Но я виновна; мне страданье;   Мне увядать в слезах; Мне будь пустыня та изгнанье,   Где скрыт Эдвинов прах. Над тихою его могилой   Конец свой встречу я — И приношеньем тени милой   Пусть будет жизнь моя». «Мальвина!» — старец восклицает,   И пал к ее ногам… О чудо! их Эдвин лобзает;   Эдвин пред нею сам. «Друг незабвенный, друг единый!   Опять, навек я твой! Полна душа моя Мальвиной —   И здесь дышал тобой. Забудь о прошлом; нет разлуки;   Сам бог вещает нам: Всё в жизни, радости и муки,   Отныне пополам. Ах! будь и самый час кончины   Для двух сердец один: Да с милой жизнию Мальвины   Угаснет и Эдвин».