Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 10

Мэлмсбери; сэр Дэниэл разрушил его. Пять лет назад Беннет Хэтч сжег этот дом. И, сказать

по правде, напрасно – дом был красивый.

Внизу, в овраге, было безветренно и тепло. Мэтчем тронул Дика за плечо и

предостерегающе поднял палец.

– Тсс! – сказал он.

Странный звук нарушил тишину. Он повторился еще несколько раз, прежде чем они

догадались, что он означает. Казалось, какой-то грузный человек прочищает себе горло;

затем хриплый, фальшивый голос запел:

Король спросил, вставая, веселых удальцов:

«Зачем же вы живете в тени густых лесов?»

И Гамелин бесстрашный ему ответил сам:

«Кому опасен город, тот бродит по лесам».

Певец умолк; слабо лязгнуло железо, и все затихло.

Мальчики смотрели друг на друга. Кто бы ни был их незримый сосед, он находился как

раз по ту сторону развалин. Мэтчем внезапно покраснел и двинулся вперед; по упавшему

бревну он перешел через ров и осторожно полез на огромную кучу мусора, наполнявшую

внутренность разрушенного дома. Дик не успел удержать его, и теперь ему оставалось

только следовать за ним.

В углу разрушенного дома два бревна упали крест-накрест, отгородив от мусора пустое

пространство не больше чулана. Мальчики спустились туда и спрятались. Через маленькую

бойницу они могли видеть все, что происходило за домом.

То, что они увидели, ужаснуло их; они попали в отчаянное положение. Уйти отсюда

было немыслимо; даже дыхание свое приходилось им сдерживать. Возле рва, футах в

тридцати от того места, где они сидели, пылал костер; над костром висел железный котел, из

которого валил густой пар, а рядом с костром стоял высокий, тощий краснолицый человек. В

правой руке он держал железную ложку; на поясе у него висели охотничий рог и большой

кинжал. Казалось, он прислушивался к чему-то; видимо, он слышал, как они вошли в дом.

Это и был, несомненно, певец; он, вероятно, мешал в котле, когда шорох чьих-то шагов на

мусорной куче донесся до его слуха. Немного дальше лежал, закутавшись в коричневый

плащ, еще один человек; он крепко спал. Бабочка порхала над его лицом. Все это

происходило на лужайке, белой от маргариток. На цветущем кусте боярышника были

развешаны лук, колчан со стрелами и кусок оленьей туши.

Наконец долговязый перестал прислушиваться, поднес ложку ко рту, лизнул ее и снова

принялся мешать в котле, напевая.

«Кому опасен город, тот бродит по лесам», —

хрипло пропел он, возвращаясь к тем самым словам своей песни, на которых

остановился.

«Сэр, никому на свете мы не желаем зла,

Но в ланей королевских летит порой стрела».

Время от времени он черпал из котла свое варево, дул на него и пробовал с видом

опытного повара. Наконец он, видимо, решил, что похлебка готова, вытащил из-за пояса рог

и трижды протрубил в него.

Спящий проснулся, перевернулся на другой бок, отогнал бабочку и поглядел по

сторонам.

– Чего ты трубишь, брат? – спросил он. – Обедать пора, что ли?

– Да, дурачина, обед, – сказал повар. – Неважный обед, без эля и без хлеба. Невесело

сейчас в зеленых лесах. А бывали времена, когда добрый человек мог здесь жить, как

архиепископ, не боясь ни дождей, ни морозов; ему хватало и эля и вина. Но теперь дух

отваги угас в людских сердцах. А этот Джон Мщу-за-всех, спаси нас бог и помилуй, просто

воронье пугало.

– Тебе лишь бы наесться и напиться, Лоулесс, – ответил его собеседник. – Подожди,

еще вернутся хорошие времена.

– Я с детства жду хороших времен, – сказал повар. – Был я монахом-францисканцем;

был королевским стрелком; был моряком и плавал по соленому морю; приходилось мне

бывать и в зеленом лесу, приходилось постреливать королевских ланей. И чего же я достиг?

Ничего! Напрасно я не остался в монастыре. Игумен Джон гораздо почетнее, чем Джон

Мщу-за-всех... Клянусь Богородицей, вот и они.

На поляне, один за другим, появлялись рослые, крепкие молодцы. У каждого была своя

чашка, сделанная из коровьего рога; зачерпнув похлебку из котла, они садились на траву и

ели. И одеты и вооружены они были по-разному: одни носили грубо тканные рубахи, и все

оружие их состояло из ножа да старого лука; другие одевались, как настоящие лесные

франты: шапка и куртка из темно-зеленого сукна, стрелы, украшенные перьями, за поясом –

рог на перевязи, меч и кинжал на боку. Они были очень голодны и потому молчаливы;

ворчливо здороваясь, они с жадностью набрасывались на мясо.

Их собралось уже человек двадцать, когда в кустах боярышника вдруг раздались

радостные голоса и на поляну вышли пятеро мужчин, таща носилки. Рослый, плотный

человек с сединой в волосах, с загорелым, как прокопченный окорок, лицом шел впереди.

Нетрудно было угадать, что он здесь начальник: за плечами его висел лук, в руке он держал

рогатину.

– Ребята! – крикнул он. – Веселые мои друзья! Вы тут ели всухомятку и свистели от

голода! Но я всегда говорил: потерпите, счастье еще улыбнется нам. И оно уже начало

улыбаться. Вот первый посланец счастья – добрый эль!

И под гул одобрительных возгласов носильщики опустили носилки, на которых

оказался большой бочонок.

– Но торопитесь, ребята, – продолжал пришедший. – Нам предстоит работа. К перевозу

подошел отряд стрелков. На них красное с синим; все они – наши мишени; все они

испробуют наших стрел, ни один из них не пройдет живым через лес! Нас здесь пятьдесят

человек, и каждому из нас нанесена обида: у одного похитили землю, у другого – друзей;

одного обесчестили, другого изгнали. Мы все обижены! Кто же нас обидел? Сэр Дэниэл,

клянусь распятием! Неужели мы ему позволим спокойно пользоваться похищенным у нас

добром? Сидеть в наших домах? Пахать наши поля? Есть мясо наших быков? Нет, не

позволим! Его защищает закон; перья судейских писак всегда на его стороне. Но я приберег

для него у себя за поясом такие перья, с которыми ему не совладать!

Повар Лоулесс пил уже второй рог эля; он приподнял его, как бы приветствуя оратора.

– Мастер Эллис, – сказал он, – вы помышляете только о мести. Ну что ж, вам так и

подобает. Но у меня, у вашего бедного брата по зеленому лесу, никогда не было ни земель,

ни друзей, и мне нечего оплакивать; я человек маленький и помышляю не о мести, а о

прибыли. Я предпочитаю благородное золото и мех с канарским вином самой сладкой мести

в мире!

– Лоулесс, – последовал ответ, – чтобы вернуться в замок Мот, сэр Дэниэл должен

пройти через лес. Мы позаботимся о том, чтобы этот путь обошелся ему дороже всякой

битвы. Все знатные друзья его разбиты, и никто ему не поможет. Мы окружим старого лиса

со всех сторон, и он погибнет. Это жирная добыча! Ее хватит на обед нам всем.

– Много я уже едал таких обедов, – сказал Лоулесс. – Но готовить их – дело трудное, и

можно обжечься, добрый мастер Эллис. А чем мы занимаемся в ожидании этого жирного

обеда? Мы мастерим черные стрелы, мы сочиняем стишки, мы пьем чистую, холодную воду

– пренеприятный напиток.

– Ты ненадежен, Уилл Лоулесс. От тебя все еще пахнет монастырской кладовой.

Жадность погубит тебя, – ответил Эллис. – Мы забрали двадцать фунтов у Эппльярда. Мы

забрали семь марок у гонца вчера ночью. Третьего дня мы забрали пятьдесят у купца...

– А сегодня, – сказал один из молодцов, – я остановил возле Холивуда жирного

продавца индульгенций. Вот его кошелек.

Эллис пересчитал содержимое кошелька.

– Сто шиллингов! – проворчал он. – Дурак, у него наверняка гораздо больше было

спрятано в туфлях или вшито в капюшон. Ты младенец. Том Кьюкоу, ты упустил рыбку.

Тем не менее Эллис небрежно сунул кошелек себе в карман. Он стоял, опираясь на

рогатину, и разглядывал своих товарищей. Они жадно глотали вареную оленину и запивали