История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 40

деталей, но их невозможно избежать в разговоре об этой литературной школе).

Проститутка, у которой он оказывается, оскорблена его чистотой и бросает ему

в лицо типично андреевский вопрос: «Какое ты имеешь право быть хорошим,

если я дурная?» Левые были оскорблены рассказом Тьма и, чтобы снять с себя

обвинение в неуважении к террористам, Андреев написал Рассказ о семи

повешенных. Это рассказ о пяти террористах и двоих уголовниках-убийцах,

ожидающих казни после приговора. Хотя в рассказе присутствует излюбленная

Андреевым тема смерти, главное в нем не ужас смерти, а героизм и чистота

террористов. Это не протест против насильственной смерти, а прославление

русских революционеров, почему рассказ и стоит особняком в творчестве

Андреева. Он стоит особняком и от всего, что Андреев написал в это время –

по своей благородной простоте и сдержанности. Для атмосферы русской

общественной жизни того времени характерно, что при всей аполитичности

Андреева он был твердо убежден в святости террористов. Даже проститутка не

сомневается, что предел добра быть политическим убийцей. Рассказ о семи

повешенных – акафист великомученикам. После 1908 г. Андреев писал в

основном пьесы, а не рассказы. Его последнее и самое длинное

повествовательное произведение – роман Сашка Жегулев – вышло в 1912 г.,

когда об Андреве уже мало говорили, и роман привлек к себе относительно

мало внимания.

Первую свою драму ( К звездам) Андреев написал в 1906 г., за ней

последовала дюжина других; некоторые стали очень знаменитыми, но с

лучшими рассказами Андреева они несравнимы. Эти пьесы делятся на два

вида: реалистические пьесы из русской жизни, продолжающие традицию

Чехова и Горького, беспрерывно понижая ее и в конце концов сведя почти на

нет ( Дни нашей жизни, 1908; Анфиса, 1910; Гаудеамус и т. д.), и символические

драмы, действие которых происходит в некоем условном месте ( Жизнь

человека, 1907; Царь-голод, 1908; Черные маски, 1909; Анатэма, 1910; Тот,

кто получает пощечины, 1914). Наибольший успех имели Жизнь человека и

Тот, кто получает пощечины.

В символических драмах Андреев старательно избегает любого намека на

подлинную жизнь и ее краски. Они полностью абстрактны и риторичны. Это

отдаленные потомки байроновских мистерий – через разных, главным образом

тевтонских, посредников. Написаны они напряженно высокопарной,

риторической, «международной» прозой и грубо раскрашены красно-черным –

без оттенков. Лучшая из них все-таки Жизнь человека, так как монотонное

завывание призрачных персонажей создает в итоге определенный общий

эффект. Ее успех был отчасти заслуженным; однако перечитывать ее

невозможно. Идея во всех пьесах одинаковая – смерть и небытие, тщетность и

фальшь всего человеческого. В последних пьесах Андреева – как

87

реалистических, так и символических – усиливается элемент мелодрамы.

Благодаря ему они становятся более театральными, более игровыми. В Америке

недавно экранизировали драму, характерную для этого периода, – Тот, кто

получает пощечины: пьеса ничего не потеряет, если очистить ее от

литературщины, и вполне может иметь успех в этом новом виде. Это сочетание

дразняще непонятного символизма, аллегорически интерпретированного фарса

и обычной сентиментальной мелодрамы – как раз то, что сделает из нее

типичную «парамаунтовскую картину» для якобы высоколобых. Андреев

пробовал себя и в юмористических пьесах ( Прекрасные сабинянки и др.), но его

тяжеловесное, безрадостное, напыщенное веселье еще хуже его мрачной

риторики.

За исключением нескольких упомянутых выше рассказов, Андреев как

писатель практически мертв. В современном русском читателе невозможно

оживить ту наивность, с которой воспринималась риторика Красного смеха и

Жизни человека. Андреевское ощущение пустоты мира нами (к счастью)

утрачено, так что мы можем ценить Андреева только эстетически. Но его

риторический стиль – это набор штампов; слова его не живут самостоятельной

жизнью – они застывают бесформенными массами словесного бетона. «Он

пугает, а мне не страшно», – отозвался Толстой об одном из его ранних

рассказов; и пусть наш вкус отличается от толстовского, но большая часть

произведений Андреева нас уже никогда больше не испугает. Андреев был

подлинным и искренним писателем. Но искренность немного го стоит, если не

подкреплена способностью к точному выражению, иначе говоря – высшим

мастерством. Андреев был дилетантом формы, с большими претензиями и без

такта. В истории русской культуры он останется очень интересной и

показательной фигурой: типичным представителем мрачной и трагической

стадии в развитии интеллигенции – той стадии, когда, потеряв веру в наивный

революционный оптимизм, она вдруг оказалась во вселенской пустоте:

одинокие, опустошенные голые люди на бессмысленной земле под пустым и

холодным небом. Эта стадия, безусловно, пройдена, и, если когда-нибудь

вернутся условия, порождавшие подобные чувства, нам придется искать для

них нового выражения – потому что Андреев нас не пугает. Все это относится к

тому Андрееву, который – опьяненный успехом и собственным значением,

лишенный поддержки культуры и вкуса – пустился в мрачные моря модернизма.

Другой Андреев – скромный и умный последователь Толстого, написавший

Жили-были, В тумане и Губернатора – навсегда занял свое – пусть скромное –

место в пантеоне русских писателей.

7. Арцыбашев

Вскоре после первой революции популярность Андреева затмил вошедший

в моду автор Санина Михаил Петрович Арцыбашев. Арцыбашев родился в

1878 г. и впервые выступил в печати в 1902 г. В 1904 г. он привлек внимание и

возбудил надежды повестью Смерть Ланда – о жизни, посвященной поискам

смысла и закончившейся бессмысленной смертью. В 1905–1906 гг. он

порадовал радикалов серией рассказов о революции. Но революция потерпела

поражение, хмель прошел, волна разочарования в общественных идеалах

захватила интеллигенцию. Погоня за наслаждением и свобода от морали вошли

в обычай, половая распущенность – часто с оттенком патологии – приняла

эпидемические размеры. Знаменитый роман Арцыбашева Санин, появившийся в

1907 г., с одной стороны, показал эту эпидемию, с другой – способствовал ее

усилению. Успех романа был немедленным и громадным. Старомодные критики

кричали о его аморальности, а модернисты указывали на полное отсутствие в

88

нем литературных достоинств. Но это была сенсация, и роман необходимо было

прочесть. В течение нескольких лет Санин был библией каждого гимназиста и

гимназистки России. Не надо думать, что Арцыбашев сознательно стремился

развратить школьниц или добыть денег, потакая животным инстинктам, –

русская литература никогда не была «распутной» в открытую; к тому же

Арцыбашев с самого начала проявил симптомы того андреев ского нигилизма,

который был клеймом поколения. И тем не менее роман имел воздействие, и с

автора Санина нельзя полностью снять обвинение в моральном разложении

русского общества вообще и провинциальных гимназисток в особенности.

Дидактический характер русской литературы (или, во всяком случае,

дидактизм, с которым она всегда воспринималась) был причиной странно

серьезного отношения к Санину, встреченному не как легкое чтение, а как

откровение. Сама по себе эта книга действительно дидактична – это