Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 73

73

Боливару

Не оставляй народ свой, благослови и помилуй! — волей твоей в пустыне зазеленеет лавр. Тот, кто затмил вовеки славу земную, может соединить столетья, милость нам ниспослав. Силу свою вдохни в нас и воскреси денницу что занималась в Андах, край озаряя наш. Взвей свой клинок лучистый над беспросветной тучей и милосердным миром наше чело помажь. Если твой след заветный спутают ложь и злоба нас уводя от солнца с торных твоих путей, — скульптор отчизны нашей, ныне восстав из гроба, собственною рукою в память векам отлей сердце твоих республик, ждущих сегодня, чтобы снова явилось миру чудо любви твоей.

ХОСЕ ГОРОСТИСА[194]

Перевод В. Васильева

Песни в лодках

Кто мне купит апельсин?

Кто мне купит в утешенье сочный, яркий, как кармин, в утешенье кто мне купит в форме сердца апельсин? Жжет мне раны соль морская, в сердце боль. Соль морская в моих жилах, на губах морская соль. Кто свои позволит губы целовать? Белый колос поцелуя, не могу тебя сорвать. Кто моей напьется крови допьяна? Я не ведаю, застыла иль еще течет она. Если спросу нет на сердце, — горе мне! — значит, сердце затерялось, словно тучка в вышине. Затерялось, словно лодка посреди морских пучин. Кто мне купит в утешенье яркий сочный апельсин?

Радуется море

Я ходил дорогами тернистыми за банановыми листьями. Радуется море. Я ходил, куда манил повелитель всех ветрил. Радуется море. Ведь луна (а ей пятнадцать лет всего-то) — серебро, кармин и позолота. Радуется море. Ведь луна над морем, радости полна, ароматом тубероз напоена. Радуется море. Семь бутонов распустились у дороги и моей невесте кланяются в ноги. Радуется море. Семь бутонов, а дыхание одно, голубиною сверкает белизной. Радуется море. Жизнь, сорву я эти белые бутоны, что возлюбленной моей кладут поклоны. Радуется море. Жизнь, любовь моя чиста и молода, очернить ее не дам я никогда. Радуется море.

САЛЬВАДОР НОВО[195]

Перевод В. Столбова

История

«Пусть умрут гачупины[196]!» Отец у меня гачупин. И учитель глядит в мою сторону злыми глазами. Нынче он говорит о войне, о жестоких и подлых испанцах, они убивали индейцев. Наш учитель, он тоже индеец. И мальчишки кричат: «Пусть умрут! Пусть умрут гачупины!» Но я не кричу. Мне противно. Пусть умрут гачупины!» Но я не кричу. Мне противно. Какие они дураки! Да, история так говорит. Но при чем тут отец или я?

Эпифания

В воскресение Эпифания не вернулась домой. Я слыхал, говорили соседки, что какой-то чужой мужчина увел с собой Эпифанию. И когда я спросил у служанок: а куда он ее увел, мне сказали — в какую-то комнату. Но никто не мог мне ответить, где она, эта комната. Мне она представлялась пустой и холодной; сырая земля вместо пола; окон нет, только двери на улицу. Никого в ней не мог я увидеть, хотя много думал о ней. Однажды вечером Эпифания вернулась домой. Я бежал за нею по саду и просил рассказать мне, кто был он, тот мужчина, и что он ей сделал, и почему пустой была комната, как коробка, оставшаяся без подарка. Эпифания смеялась и убегала, а потом распахнула калитку и впустила улицу в сад.

Любовь

Любить — это значит — когда ты со мной, Робко молчать и ни вздохом не выдать себя, А когда ты уйдешь, вспоминать твой голос, И в ладонях хранить теплоту твоих рук. Любить — это значит — тебя ожидать, Будто ты неизбежно придешь, как закат, Ни раньше, ни позже. И мы будем одни, В мире игрушек и сказок, На высохшей за день земле. Любить — это значит — когда тебя нет, Слышать в дыхании ветра запах твоих волос И глаз не сводить со звезды, на которую ты ушла, Когда ворота ночи захлопнулись за тобой.