Вся жизнь впереди… (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 29

29

Когда война кончилась,черный снегтаял на черных полях,набухали на вязах почки,а кюветы были водою полны.Но по-прежнему умирали солдатыв армейских госпиталях.От войны умирали.Хоть и не было больше войны…Умирали солдаты.А в окна весенняя морось летела.И скворцы, приосанясь,подругам в любви клялись…Умирали мальчишки,завершив свое самое первое, самое главное дело:добыв Победу!Словно только для этогои родились.

Счет

Сначаларовно тысячу дней,потом еще четыреста дней,а после еще восемнадцать дней(так подсчитано)шла война.Невозможно было привыкнуть к ней,невозможно было не думать о ней.Благословляла,крестила,казнилаи миловала она.И тот,чья юность осталась в ней,кто сегодня не может забыть о ней,говорит о нейи молчит о нейв окружении внуков,лекарстви седин,мечтает прожить еще тысячу дней,потом еще четыреста дней,потом еще восемнадцать дней.А после —хотя бы еще один.

Кладбище под Парижем

Малая церковка.Свечи оплывшие.Камень дождями изрыт добела.Здесь похоронены бывшие,бывшие.КладбищеСан-Женевьев-де-Буа.Здесь похороненысны и молитвы.Слезы и доблесть.«Прощай!» и «Ура!».Штабс-капитаныи гардемарины.Хваты-полковникии юнкера.Белая гвардия.Белая стая.Белое воинство.Белая кость…Влажные плитытравой зарастают.Русские буквы.Французский погост…Я прикасаюсь ладоньюк истории.Я прохожупо гражданской войне…Как же хотелось имв Первопрестольнуювъехатьоднаждына белом коне!..Не было славы.Не стало и Родины.Сердца не стало.А память —была…Ваши Сиятельства,Их Благородия, —вместе —на Сан-Женевьев-де-Буа.Плотно лежат они,вдоволь познавшимуки своии дороги свои.Все-таки – русские.Вроде бы – наши.Тольконе наши скорей,а – ничьи…Как они после —забытые,бывшие, —все проклиная и нынче, и впредь,рвались взглянуть на нее —победившую,пусть —непонятную,пусть —непростившую,землю родимую!И —умереть…Полдень.Березовый отсвет покоя.В небе —российские купола.И облака,будто белые кони,мчатсянад Сан-Женевьев-де-Буа.

Дождь

Дождьзакапал неохотно,словноне желал идти.Будто вспоминал,как ходятнастоящие дожди.И дорога,что с опушкинеторопко в лес ползла,вся —в немыслимых веснушкахкапель дождевыхбыла.Дождькачнулся, вырастая.И – немного погодя —все на светесразу сталочастьюэтого дождя!Был он щедрым,был он крупным,лился,падал свысока,в землю уходяпо трубамсветлого березняка.Былдоволен сам собою,сам собоюпоражен!А потомувидел полеи —пошел в него,пошел!..Кончился,как огорошил.Убежал —и не найдешь…Майский,молодой,хороший,пахнущий арбузомдождь.

Старая записная книжка

Где же она пропадала?(Поиски – труд напрасный!)Вновь я ее листаю,с прошлым —глаза в глаза.В этой потертой книжке,будто в могиле братской —мертвыетелефоны,мертвыеадреса…Уже ничего не поправишь.Уже ничего не скажешь.И не напишешь писем.И не дождешься звонков…Вот на пустой странице —Шукшин Василий Макарыч.А перед этим —рядышком —Симонови Смеляков…Как поименный списокармии перед боем(хватит работы санбатам,разведчиками штабам!).Ояр!Куда же ты, Ояр?!Не отвечает Ояр.Сумрачно и таинственнопалец подносит к губам.Строки в потертой книжкевсе еще смотрят призывно.Все еще дышат,требуют,вздрагивают и говорят.Я имя читаюи слышуглуховатый голос Назыма:«Брат,мы давно не виделись…Как поживаешь,брат?..»Трудно листать страницы.Видеть фамилиитяжко…Зимний полуденный Вильнюс.За незастывшей рекойулица Малонёи.«Стаська! – кричу я.– Стаська!»Он улыбается грустно.Машет нездешней рукой.Старая, старая книжка.Буквы поблекли.Однакоимя любое —словноприкосновенье к огню.Строчка:«Звонить Паруйру!!»Два восклицательных знака.Может, звонил.Не помню.Больше не позвоню.Старая книжка свидетельствует,жалуети обвиняет,Как черный квадратик в «Вечерке» —каждый ее листок…Где ты, Кузьмич?Откликнись!..И комнату заполняетнеповторимо протяжный,скорбный луконинский вздох…Я позабыл о времени,старую книжку листаю.Вся она —будто исповедьосиротевшей семьи…Рана мояоткрывшаяся.Память моясвятая.Други мои – товарищи.Вечные судьимои.