Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 30

30

Из цикла «Геспериды»

Тризна Диониса[77]

Зимой, порою тризн вакхальных, Когда менад безумный хор Смятеньем воплей погребальных Тревожит сон пустынных гор, — На высотах, где Мельпомены[78] Давно умолкнул страшный глас И меж развалин древней сцены Алтарь вакхический угас, — В благоговенье и печали Воззвав к тому, чей был сей дом, Менаду[79] новую венчали Мы Дионисовым венцом: Сплетались пламенные розы С плющом, отрадой дерзких нег, И на листах, как чьи-то слезы, Дрожа, сверкал алмазный снег… Тогда пленительно-мятежной Ты песнью огласила вдруг Покрытый пеленою снежной Священный Вакхов полукруг. Ты пела, вдохновеньем оргий И опьяняясь, и пьяня, И беспощадные восторги, И темный гроб земного дня: «Увейте гроздьем тирсы, чаши! Властней богов, сильней Судьбы, Несите упоенья ваши! Восстаньте — боги, не рабы! Земных обетов и законов Дерзните преступить порог, — И в муке нег, и в пире стонов Воскреснет исступленный бог!..» Дул ветер; осыпались розы; Склонялся скорбный кипарис… Обнажены, роптали лозы: «Почил великий Дионис!» И с тризны мертвенно-вакхальной Мы шли, туманны и грустны; И был далек земле печальной Возврат языческой весны.

<1898>

Орфей[80]

Не Судьба — незрячий пастырь — властным посохом, Орфей! — Боги путь твой указали промыслительной рукой, И склонили путь рыданий к безнадежным глубинам, И живым увидеть оком дали тихой Смерти дол. И томительной неволи, умолительный певец, Вечны створы бледноликий пред тобой разверз Аид! Даровали мудро боги невредиму быть певцу В преисподней, скрытой милой цветоносною землей. В сумрак бездны, над которой наш беспечный хор скользит, Он доверчиво нисходит к рою зыблемых теней. Видит ловчий лет Эриний[81] на пахучий крови след, Видит пленных вечный ужас в медяных тюрьмах Горгон[82]. И, с Харитой[83] неразлучен, уклонясь от многих рук, К нам восходит и заводит победительный пеан[84].

Сомов К. А.

Фронтиспис книги стихов Вяч. Иванова «Cor ardens»

(Москва, изд-во «Скорпион», 1911)

Акварель, гуашь, тушь, кисть, перо

Государственная Третьяковская галерея

Из цикла «Ореады»

Вечность и Миг

Играет луч, на гранях гор алея; Лучится дум крылатая беспечность… Не кровью ль истекает сердце, млея?.. Мгновенью ль улыбнулась, рдея, Вечность? Лобзаньем ли прильнуло к ней Мгновенье?.. Но всходит выше роковая млечность. Пугливый дух приник в благоговенье: Гость бледный входит в льдистый дом к Бессмертью, И синей мглой в снегах легло Забвенье… Молчанье! Вечность там, одна со Смертью!

Из цикла «Дистихи»

Тихий фиас

С маской трагической мы заедино мыслить привыкли Бурю страстных речей, кровь на железе мечей. Древний фиас[85] Мельпомены, ступень у фимелы[86] прищельцам Дай! Герои встают; проникновенно глядят; Красноречивые губы, безмолвно-страдальные, сжаты; Тайный свершается рок в запечатленных сердцах. Бремя груди тесной — тяжелую силу — Титаны[87] Вылили в ярой борьбе: внуки выносят в себе.

Демон

Ваши на сводах небес бремена престольные, боги! Твой, их превыше, висит трон своевластный, Судьба! Все вы, что вне человека, одержите, вечные силы! Дух же таинственно вы предали в чуждую власть. В духе людском недвижно царит обитатель незримый, Чьим послушный толчкам слепо бредет человек. К лучшему знает он путь, и путь он знает в погибель; Но не противься ему: он седмерицею мстит.

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ПРОЗРАЧНОСТЬ»

(1904)

Прозрачность

Прозрачность! купелью кристальной Ты твердь улегчила — и тонет Луна в среброзарности сизой. Прозрачность! Ты лунною ризой Скользнула на влажные лона; Пленила дыхания мая, И звук отдаленного лая, И призраки тихого звона. Что полночь в твой сумрак уронит, В бездонности тонет зеркальной. Прозрачность! колдуешь ты с солнцем, Сквозной раскаленностью тонкой Лелея пожар летучий; Колыша под влагой зыбучей, Во мгле голубых отдалений, По мхам малахитным узоры; Граня снеговерхие горы Над смутностью дольних селений; Простор раздражая звонкий Под дальним осенним солнцем. Прозрачность! воздушною лаской Ты спишь на челе Джоконды[88], Дыша покрывалом стыдливым. Прильнула к устам молчаливым — И вечностью веешь случайной; Таящейся таешь улыбкой, Порхаешь крылатостью зыбкой, Бессмертною, двойственной тайной. Прозрачность! божественной маской Ты реешь в улыбке Джоконды. Прозрачность! улыбчивой сказкой Соделай видения жизни, Сквозным — покрывало Майи![89] Яви нам бледные раи За листвою кущ осенних; За радугой легкой — обеты; Вечерние скорбные светы За цветом садов весенних! Прозрачность! божественной маской Утишь изволения жизни.