- Клюев Николай Алексеевич - Страница 100

Горе нам, горе! Душа деревенская

Встретилась с городом каменным, лающим.

Шляпа убита... И сабля чеченская

Кровью дымится, как маревом тающим.

Пляшет чеченец... Победа грошовая

Дикому сердцу далася негаданно.

Ранена шляпа. И ветка терновая

Жертву венчает душистее ладана.

<1919>

365

В васильковое утро белее рубаха,

В междучасие зорь самоцветна слеза...

Будет олово в горле, оковы и плаха

И на крыльях драконьих седая гроза!

Многозубые башни укроют чертоги,

Где властители жизни — епископ и царь,

Под кандальный трезвон запылятся дороги.

Сгиньте, воронов стаи, — словесная гарь!

В васильковое утро белее рубаха,

Улыбается печь и блаженна скамья,

За певучей куделью незримая пряха

Мерит нитью затон, где бессмертья ладья.

На печной материк сходят мама и дед,

Облаченные в звон, в душу флейт и стихов,

И коврижное солнце крупитчатый свет

Проливает в печурки, где выводок слов.

И ныряют слова в самоцветную хлябь,

Ронят радужный пух запятых и тире...

О горящее знамя — тигриная рябь,

Буйный молот и серп в грозовом серебре!

Куйте, жните, палите миры и сердца!

Шар земной — голова, тучи — кудри мои,

Мох — коралловый остров, и слезку певца

Омывают живых океанов струи.

366—368. Песни Вытегорской коммуны

1

Пожалейте трудную скотинушку,

Скрипушу-телегу, соху горбатую,

Вспомните родимую «Лучинушку»,

Месяц над зимней хатою!

Припомните дороги русские,

Малиновок на погосте родительском.

Не Сезанны, не вазы этрусские

Заревеют в восстании питерском.

Золотятся в нем кудри Есенина,

На штыках красногрудые зяблики;

Революция Ладогой вспенена,—

В ней шиповник, малина да яблоки.

Дождик яблочный, ветер малиновый

Попретил Маяковскому с Бриками;

Вспомнил молот над рощицей ивовой,

Купину с огнепальными ликами.

Горн узрел на лежанке усатую —

Горностайку с семьею котятною...

Пожалейте над нищею хатою

Цветик маковый — тучку закатную!

В слезоцвет на могилушке маминой

Не вонзайте штыка кровожадного!..

Песня — юноша в битве израненный

Алчет солнца и мира отрадного.

2

Говорят, что умрет дуга,

Лубяные лебеди-санки,

Уж в стальные бьют берега

Буруны избяной лоханки.

Переплеск, как столб комаров,

Запевает в ушах деревни:

Знать, пора крылатых китов

Родить нашей Саре древней.

Песнолиственный дуб облетел,

Рифма стала клокочуще бурна...

Кровохарканьем Бог заболел,—

Оттого и Россия пурпурна,

Ощенилась фугасом земля,

Динамитом беременны доли...

Наши пристани ждут корабля

С красным грузом корицы и соли.

Океан — избяная лохань

Плещет в берег машинно-железный,

И заслушалась Мать-глухомань

Бунчука торжествующей бездны.

3

Листопадно ковровые шали

Спеленали осеннюю землю.

До полуночи ели рыдали,

На закате же, слезные, дремлют.

И еловая тень на дороге —

Чернокрылое вещее знамя,

Опаленными злыми устами

Провещаю о яростном Боге.

О, внемлите: провидящий филин,

Гад могильный и выводок волчий, —

День улыбчивый, дрёмой осилен,

Станет брашном пирующей ночи!

Стать бы тучкою, малой синицей,

Отлететь в голубую обитель...

А завод горделиво дымится —

Листопадной земли победитель.

<1919>

369—371. Вороньи песни

Возлюбленному А. Б.

1

Мы верим в братьев многоочитых,

А Ленин в железо и в красный ум.

В придорожных, хлябких ракитах

Многоверстный горестный шум.

Неспроста и застольный ломоть,

Как душа, златисто духмян.

Погрозится заоблачный коготь,

На болотце выйдет туман,

С пихты белка обронит шишку,

Подарив земле семена...

Братья, время ли в пламя-книжку

Пеленать бойцов имена?

Не в ракитах ли Луначарский

Нашептывает деревням:

«Кнутобойный облик татарский

Ненавистен знаньям сынам».

Не Зиновьев ли множит ветры

И зловеще ставнею бьет?..

Нарядилась Россия в гетры,

Позабыв узорный камлот.