- Клюев Николай Алексеевич - Страница 99

И стрекочут пули-сороки

В хвойной зыби, в лесных лугах,

Истекли кровавые сроки

На всемирных тяжких часах.

Незабудки в росе багровой

(Серафимов на казнь вели),

И родное, громное слово

Журавлями стонет вдали.

<1919>

361

Строгановские иконы —

Самоцветный мужицкий рай!..

Не зовите нас в Вашингтоны,

В смертоносный, железный край,

Не обертывайте в манишки

С газетным хитрым листом!

По звенящей тонкой наслышке

Мы Предвечное узнаем!

И когда златится солома,

Оперяются озима,

Мы — в черте алмазной, мы — дома,

У живых истоков ума.

Самоцветны умные хляби —

Непомерность ангельских глаз...

Караван к Запечной Каабе

Привезет виссон и атлас.

Нарядяся в пламя и розы,

В строгановское письмо,

Мы глухие смерчи и грозы

Запряжем в земное ярмо!

Отдохнет многоскорбный сивка,

От зубастых ножниц — овца,

Брызнет солнечная наливка

Из небесного погребца.

Захмелеют камни и люди,

Кедр и кукуший лен,

И восплачет с главой на блюде

Плясея Кровавых Времен.

Огневые рощи-иконы

Восшумят: «Се Жених грядет...»

Не зовите нас в Вашингтоны

Под губительный молот бед!

<1919>

362

Родина, я грешен, грешен,

Богохульствуя и кляня!..

Осыпается цвет черешен —

Жемчуга Народного дня.

Не в окладе Спас, а в жилетке

С пронырою-кодаком...

Прочитают внуки заметки

О Черепе под крестом,

Скажут: «В строчках бцет и раны,

Мужицкий самумный вздох...»

Салтычихи и Тамерланы

Не вошли в Сермяжный чертог.

Но бумажные злые черви

Пробуравили Хризопраз,

От Маркони, радио вервий,

Саваоф не милует нас.

И над суздальскою божницей

Издевается граммофон...

Пламенеющей колесницей

Обернется поэта сон.

С Зороастром сядет Есенин —

Рязанской земли жених,

И возлюбит грозовый Ленин

Пестрядинный клюевский стих.

<1919>

363—364. Из цикла «Песни утешения»

Светлому товарищу Михаилу

Мехнецову. Памяти ею

убитой шляпы

1

С победительной годиной

Меч заржавеет в ножнах,

Воспарит изба с овином

На бревенчатых крылах,

В поднебесье журавлями

Закурлычут голоса...

Уж над красными полками

Брезжит благости звезда.

Будет благость, будет радость...

Милый брат, не унывай!

Нашу молодость и старость

Убаюкает Китай.

Там, в оранжевом Тян-Дзине,

Перелеском чайных роз,

К нам приедут на овине

С Молотьбой Жених-Покос.

Подивятся китайчата,

Как туманы теребя,

Ткач созвездий и заката

Выткет шляпу для тебя.

И на свадьбе сенокосной

Молодуха-Молотьба

Губкой сладостной и росной

Твоего коснется лба.

Брат! Мужицкого эдема

Не постигнет становой!

Мариинская система

Помнит вечер роковой.

Сердце Матери-Коммуны

Гневной кровью истекло...

Осеняет отблеск лунный

Мехнецовское чело.

Сын земли и сын деревни,

Для кого Коммуна — мать,

Чаши братства — тайны древней

Становым не разгадать!

2

Ты мне рассказывал про лошадку,

Про маму в слезах пред кончиною, —

Красный орленок знает разгадку,

Как ему парить над черной пучиною.

Сына бурь не укротить решеткою,

Ни цепью кандальной, ни шляпобитием,

К горным вершинам железной походкою

Идет он, ведомый буйным наитием.

Брат мой! Посланец избы и землицы-матери,

В лике твоем думы мужицкие; —

Чуют их пальмы на жарком экваторе,

Русские села и хаты станицкие.

В огненном вихре Россия крестьянская, —

Ран не измерить, а слезы все пролиты,

Чья ж пятерня оголтело-татарская

Рвет с головы ее Красное золото?

Стих мой — отлетные красные зяблики

Весть пронесут от Олбнца до Кракова:

«С Древа Коммуны осыпались яблоки,

Ворон гнездится на знамени маковом».