- Клюев Николай Алексеевич - Страница 104

Где финик опалый, рогатый банан...

Сбывается сказ: на оленях громовых

Примчится к овину ездок-великан,

Повыйдут суслоны супругу навстречу,

Светильники — зерна, хвалы — молотьба...

Я песенный колоб железом калечу,

Чтоб множились раны и крепла борьба!

1919

382

Воры в келье: сестра и зять

С отмычкой от маминой укладки.

Как же мне не рыдать

Ввечеру при старой лампадке?!

Как же мне не седеть,

Не складывать лба в мощрины?!.

Паучья липкая сеть

Заткала горы, долины.

И за каждым выступом вор

С рысьими зелеными глазами...

Непролазен терновый сор,

Накопленный злыми веками.

Сестра, хитроглазый зять —

Привиденья из жуткой сказки...

Чрез болото, лесную гать

Мчатся зимы салазки.

Леденеет мое перо,

И кудрявятся вьюгой строки,

Милосердие, жертва, добро —

Только сон голубой далекий.

На глухих руинах стихов

Воронье да совы гнездятся,

И, кляня под звон кандалов,

Запевает сестра о братце.

1919 или 1920

383

Я помню крылатое дерево

И девушку-птицу в ветвях,

Кормушку, где звездное мелево,

И лунную воду в бадьях.

Столетия ангел бесполый —

Я певчую деву стерег,—

Пылинки сдувая с подола,

Дремля у лазоревых ног.

Однажды мой сук обломился

(Паденье — кометы полет),

И буркнул: «Мальчонка родился!»

Мой дед, бородатый Федот.

384

Александр Добролюбов — пречистая свеченька

Перед ликом Руси, перед Брамой, Буддой,

Натрудили ему богоносные плеченьки

Коромысло миров с чернокрылой бедой.

Пули в солнце, в росинке и в цветике маковом,

У пеструшки яичко с кровавым белком,

И любимую полку с Минеей, Аксаковым,

Посребрило, как луг, паутинным снежком.

Сиротеет церквушка... Микола с Егорием

Обернулися тучкой — слезинкой небес,

Над израненной нивой, родимым Поморием

Пулеметом стрекочет и каркает бес.

Оттого на крушиннике слезы свинцовые,

И задуло лампадку, и вопли в трубе...

Грезит кашей горшок, маслобойка — коровою,

Постучалася Оторопь к черной Судьбе.

На лежанке две тени — зловещие саваны

Делят кус мертвечины не в час и не впрок.

Пулеметного беса не выкурят ладаны —

Обронила Россия моленный платок.

И рассыпались косы грозою, пожарами,

Лебединую грудь взбороздил броневик.

Не ордой половецкой, не злыми татарами

Окровавлен священный родительский лик.

Александр Добролюбов — березынька белая

Плачет травной росою, лесным родником:

Ты катися, слеза, роковая, горелая,

Побратайся с былинкой, с ночным светляком!

Схоронись в буреломе с дремучим валежником,

Обернися алмазом, подземной струей,

Чтоб на братской могиле прозябнуть подснежником,

Сочетая поэзию с тайной живой.

Между 1919 и 1921

385

Я давно не смеялся, но в праздник Коммуны

Были губы мои алее знамен...

К небесным аулам примчались Гаруны

И в ветре бешметном зурны перезвон,

Арабские очи у псковского парня

И пляска дервишей в газетных листах...

Завод дымнобрадый, сутулая швальня

Поют по-лопарски о Медных китах.

Киты запряглись в полушарий салазки,

Умчать человечество в Солнечный Глаз.

Телок с ягуаром живет без опаски —

Мой стих пестрядинный и красный атлас.

Свершились пророчества: в Силе и Духе

Из песен и крыл воздвигается храм,

И «Франции сердце» с «Китом Меднобрюхим»

Причалили в Смольном к родным берегам.

В китовьем жиру увязают и пули,

Но страшен поэту петли поцелуй,

Меня расстреляют в зеленом июле

Под плеск осетровый и жалобы струй...

Никто не узнает вождя каравана

В узорном бурнусе на жгучем коне...

Не ветлы России, а розы Харрана

Под смертным самумом вздохнут обо мне!

Между 1919 и 1921

386

Брезг самоварной решетки

В избяной лиловатой мгле —

Провозвестник, что вечер кроткий

Гостит на трудной земле,

Что твердь починила дыры —

Пастбище стад дождевых.

Живоносных капелей клиры

Поют о солнцах ржаных.

Я верю флейтам капелей,

Кукушьим лесным словам, —

Золотой пирог новоселий

Испечет Багряный Адам.

Над избой взрастут баобабы,

Приютит хлевушка тигрят,

За тресковой ухой арабы