- Клюев Николай Алексеевич - Страница 106

Отхлынул вселенский пожар.

Там блуждают гонцы-декреты,

Безотзывно в рога трубя.

Принимаю венец поэта,

Как грядущее, не любя.

По душе Цареград перинный,

Кулебяк нерушимый круг.

До узды в крови неповинной

Ступает былое-битюг.

За ним едноног костлявый,

Вороньи, злые смерчи...

Товарищи, на поле славы

Священны мщенья мечи!

Рубите же перинные дебри,

Изжарьте архистратигов-гусей,

Чтобы не было России и Сербии,

Грибных, календарных дней,

Чтоб из звездной горящей меди

Отлился Жизни сосуд,

И за тыном взыграли б соседи —

Солнце-яхонт и Марс-изумруд,

Чтобы в клетке скворец-комета

Клевал слова-коноплю...

Исповедь себя — поэта

Я кровавым пером креплю.

Между 1919 и 1922

392

Женилось солнце, женилось

На ладожском журавле,

Не ведалось и не снилось,

Что дьявол будет в петле,

Что смерть попадется в сети

Скуластому вотяку!..

Глядятся боги и дети

В огненную реку

И видят: журавье солнце

На тигровом берегу

Курлыкает об Олбнце,

Взнуздавшем коня-пургу.

Будя седую пустыню,

Берестяный караван

Везет волшебную скрыню

Живых ледовитых ран, —

От хвой платану подарок,

Тапиру — тресковый дар...

Тропически ал и жарок

Октябрьских знамен пожар.

Не басня, что у араба

Львиный хлеб — скакун в табуне,

И повойник зырянка-баба

Эфиопской мерит луне;

Что Плеяды в бурлацком взваре

Убаюкивает Евфрат,

И стихом в родном самоваре

Закипает озеро Чад.

<1920, 1921>

393

Михаилу Соколовскому

Я знаю, родятся песни —

Телки у пегих лосих,

И не будут звезды чудесней,

Чем Россия и вятский стих!

Города Изюмец, Чернигов

В словозвучье радость таят...

Пусть в стихе запылает Выгов,

Расцветет хороводный сад.

По заставкам Волга, Онега

С парусами, с дымом костров...

За морями стучит телега,

Беспощадных мча седоков.

Черный уголь, кудесный радий,

Пар-возница, гулёха-сталь

Едут к нам, чтобы в Китеж-граде

Оборвать изюм и миндаль,

Чтобы радужного Рублёва

Усадить за хитрый букварь...

На столетье замкнется снова

С драгоценной поклажей ларь.

В девяносто девятое лето

Заскрипит заклятый замок,

И взбурлят рукой самоцветы

Ослепительных вещих строк.

Захлестнет певучая пена

Холмогорье и Целебей,

Решетом наловится Вена

Серебристых слов-карасей!

Я взгляну могильной березкой

На безбрежье песенных нив,

Благовонной зеленой слезкой

Безымянный прах окропив.

1920

394

Миновав житейские версты,

Умереть, как золе в печурке,

Без малинового погоста,

Без сказки о котике Мурке,

Без бабушки за добрым самоваром,

Когда трепыхает ангелок-лампадка...

Подружиться с яростным паром

Человечеству не загадка:

Пржевальский в желтом Памире

Видел рельсы — прах тысячелетий...

Грянет час, и к мужицкой лире

Припадут пролетарские дети,

Упьются озимью, солодягой,

Подлавочной ласковой сонатой!..

Уж загрезил пасмурный Чикаго

О коньке над пудожскою хатой,

О сладостном соловецком чине

С подблюдными славами, хвалами...

Над Багдадом по моей кончине

Заширяют ангелы крылами.

И помянут пляскою дервиши

Сердце-розу, смятую в Нарыме,

А старуха-критика запишет

В поминанье горестное имя.

1920

395

Свет неприкосновенный, свет неприступный

Опочил на родной земле...

Уродился ячмень звездистый и крупный,

Румяный картофель пляшет в котле.

Облизан горшок белокурым Васяткой,

В нем прыгает белка — лесной солнопёк,

И пленники — грызь, маета с лихорадкой

Завязаны в бабкин заклятый платок.

Не кашляет хворь на счастливых задворках,

Пуста караулка, и умер затвор.

Чтоб сумерки выткать, в алмазных оборках