- Клюев Николай Алексеевич - Страница 117

Мчатся образы, турья охота

В грозовую страничную сень.

1921 или 1922

43

8От березовой жилы повытекла Волга,

Из медвежьего зуба Звенигород слажен...

Аксамиты напевов коротко иль долго

Будет мерить оравами бумажн<ая> сажень.

По ораве поминки — смола да горнило,

Черномазым потёмки — невесте атласы,

Шалапыгу наторя — подымаю кропило

На комолого беса из буден саврасых,

Чу! скулит колченогий... Просонки да храпы

10 Не избыть кацеёй с аравийским тимьяном...

Я хочу песнословить рублёвские вапы,

Заозерье перстов под гагарьим туманом.

Я хочу аллилуить, как вёсны, Андрея,

Как сорочьи пролетья, овчинные зимы.

Не тебе, самоварное пузо — Рассея,

Мечут жемчуг и лал заревые налимы.

Не тебе в хлеборобье по теплым овинам

Паскараги псалмят, гомонят естрафили.

Куманике лиловой да мхам журавиным

20 Эти свитки берёсты, где вещие были...

Куманике глазастой, на росной олифе

Любо ассис<т> творить, зеленец с полуярью, —

То начальные вапы «Сказанья о Сифе»,

О лопарской свирели про тундру комарью.

Там олений привал, глухариные токи,

На гагарьем желтке ягелевый бакан,

Чтобы охрить икону «Звезда на Востоке»,

Щиплет гуся на снедь — ледовитый туман.

Челмогорский Кирилл, Иринарх соловецкий,

30 Песнолебедь Макарий на Желтых Водах,

Терем красок невидимых, рубленый, клецкий,

С ароматом столетий в дремучих углах.

Имена — в сельделовы озерные губы,

Что теребят, как парус, сосцы красоты...

Растрепала тайга непогодные чубы,

Молодя листопад и лесные цветы, —

То горящая роспись «Судище Христово».

Зверобойная желть и кленовый багрец.

Поселились персты и прозренья Рублёва

40 Киноварною мглой в избяной поставец.

«Не рыдай мене Мати» — зимы горностаи,

Всплески кедровых рук и сосновых волос:

Умирая в снегах, мы прозябнем в Китае,

Где жасмином цветет «Мокробрадый Христос».

Умирая в снегах, мы бездомны и наги...

До избы невечерней, где красок восход,

<Нрзб> не Рим и не колокол в Праге

Табунами напевов влекомый народ.

Барабинские шляхи, бесследье Турана

50 Убаюканы лаптем, тверским бадожком.

Есть икона: змея и глава Иоанна

Перевязаны розой, как брачным венцом.

Это бцет Руси: ложесна Даниила

С карим коршуном в браке — с Андрея брадой.

Про любовь-купину от Печоры до Нила

Ткут морянки .молву, гаги — гам голубой.

И в гусиных капканах, как строки, недаром

Серебрятся пушинки и птичья слюна, —

То «Зачатия» образ, где звездным гагарам

60 Топит жёлчь и молоки китовья луна.

У поморской луны есть притин поддонный:

Ядра — Маточкин Шар, пуп — белужий Вайгач

Ледовитой Любви пресвятые иконы

Знает белый Топтыгин да Стеньки палач.

Окунаюсь в стихи, чтобы стать топором,

Чтобы Разина кровь расплескать языком,

О ретивую печень точить лезвие —

Лебединую нежность и сердце мое.

О блаженном Рублёве янтарь и финифть,

70 Хризолиты раздумий спрядаются в нить,

Глядь, и милого слезки — глаза Василько

В самоцветную гривну вплелися легко,

И березовый садик щегленком запел,

Что «Тридневен во гробе» — любимых удел.

Из калиновой жилы повытекла Выга,

Что Данилову с Лексой купать седины.

Пеклеванным железом указует Коврига

Первопуток в узор, в златошвейню луны.

Там по камчатым взморьям цветет атлабас,

80 Птицы — нитка с иглой — ловят яхонт и лал.

Есть раздумий челны, сновидений баркас,

Что дозорят сердца, как священный Байкал,

У сибирских дорог есть уста и сосцы,

Их целует и пьет забубённый народ...

Оттого ясноглазые Руси певцы

Любят хлебный румянец и липовый мед...

1921 или 1922

439

Будут ватрушки с пригарцем,

Малиновки за окном,

И солнце усыплет кварцем

Бугор с веселым крестом.

Под ним с мощами колода,

Хризопраз — брада и персты...

Дивен образ: Дева-Свобода

Возлагает на крест цветы.

Уж бессмертные трутся краски,

Колыбель укрыла творца.

Веретённые бабьи сказки

На пиру у струн и резца.

Чу! Застольные братские клики!

Гости Лопь, чародейный Сиам,

И в венце из лесной повилики

Входит сказка в лазоревый храм.

Обернулись в тимпаны ватрушки

(Вкусен звук — с творогом поставец),

Мимо вещей олбнецкой кружки

Не прольется столетий конец.