- Клюев Николай Алексеевич - Страница 129

И будет лебединый челн

Гремучим узорбчьем полон,

Живыми рыбьими слезами

И полноводными стихами,

Где звездный ковш, гусиный спор

И синий времени шатер;

В шатре разлапушка-купава —

Сома бессмертная забава!

Не о тебе ли, мой цветок,

Перо журчит, как ручеек,

Лесную сказку про кувшинку

И под сердечную волынку

Рождает ландышами строки,

Что сом — поэт подводноокий

И что ему под пятьдесят? —

Тебе же скряга-листопад

Лишь двадцать отсчитал монет —

Веселых золотистых лет,

Похожих на речных форелей!

Я допряду свою куделю,

Быть может, через год проточный,

Чтобы любить тебя заочно,—

Тростинку, птичка-горихвостка!

Не медли укоризной жесткой,

Гарпун не страшен для сома!

Тебе речные терема,

Стихов жемчужные вереи!

Пусть на груди моей лилея

Сплетется с веткою сосновой,

Как символ юности и слова,

И что берестяные глуби

По саван лебедя голубят!

12

Ночной комар — далекий звон,

На Светлояре белый сон,

От пугал темени заслон,

И от кладбищенских ворон

Мечте, как лебедю, затон:

Дон-дон!

Дуб — ухо, и сосна — другое,

Одно — листы, сосед же — хвои

Роняют в ночи глубину

И по ее пустому дну

Влачат зеленые лохмотья.

Не бездне ли вручаю плоть я,

А разум звездам — палым розам,

Что за окном чумацким возом

Пристали, осью верезжа?

То в зале сердца вальс забытый!

Я к сорока, как визг ножа,

Познал словесного ежа,

Как знал в младенчестве ракиты.

Культура — вечная вдова,

Супруг покоится в Мемфисе...

Оскалом тигра, хваткой рыси

Цветут дикарские слова

И таборною головней

Грозят пришелице ночной:

«Уйди, колдунья! У-гу-гу!»

Подсела ближе к очагу,

И пальцы синие в опалах

Костра ночного лижут жала —

Ляс, ляс!.. Плю, плю!..

Ужель вдовицу полюблю

Я — первоцвет из Костромы,

Румяный Лель — исчадье тьмы?

Уйди, старуха!.. Злой комар

В моем мозгу раздул пожар:

Горю, товарищи, горю!

И ненавижу и люблю

Затоны лунные — опалы,

Где муза крылья искупала,

Лебяжьи, с сыченой капелью,

С речным разливом по апрелю,

С малиновым калуцким словом

И с соловьем в кусту ольховом!

Прости, родимое, прости!

Я с новым посохом в пути,

Змеиным, в яростных опалах,

И в каплях крови черно-алых,

Иду в неведомые залы,

Где легковейней опахала

Струится вальс — ночной комар

На биллион влюбленных пар!

1930-1932

477. Анатолию Яр-Кравченко

Москва\ Как много в этом звуке

Скворечниц, звона, калачей.

И нет в изменчивости дней

За дружбу сладостней поруки!

Ах, дружба — ласточек прилет,

Весенний, синий ледоход

И пихты над стерляжьей Вяткой.

Ты вновь прельстительной загадкой

Меня колдуешь в сорок лет!..

И кровь поет: «Восстань, поэт!»

В зарю и ветер настежь двери,

Чтобы воочию поверить

В блистанье белого крыла!

Любовь зовет и ждет тепла

Родной щеки, как речка солнца,

Как избяного веретёнца

Голубоглазый в поле лен!

Мой роковой! Московский звон

Я слушаю в твоих бумажках,

И никнет белая ромашка

Моих седин на бисер строк,

Где щебет зябликов и сок

Румяных пихт над той же Вяткой.

Благочестивою лампадкой

Не сыто сердце... Ад иль рай,

Лишь поскорее прилетай!

И про любовь пропой с дороги

Касаткою под кровлей нашей.

Пусть бороду могильщик вспашет,

Засеет прахом и песком.

Я был любим, как любят боги,

Как водопад — горы отроги,

Чтоб жить в глубинном и морском.

О друг березовой сережки,

Ты слаще старому клесту, —

Он верит песне и кресту

И рбнит солнечные крошки

В лесную зыбь и глуботу,

Чтоб у лосенка крепли рожки

За живописную мечту!

Чтоб мой совенок ухал рьяно,

Пугая лесовиху-темь,

И в тициановский гарем

Стремил лишь кисть, а дудку Пана

Оставил дружбе на помин

О том, что есть Москва и Клин,

Египтоокая Россия,

И что любовь — всегда Мария

У ног Христа, как цвет долин.

Май 1932

47

8Есть дружба пёсья и воронья,

Во имя пищи и зловонья,

Змеиная в глухой норе,

У жаворбнка в серебре;

Березынька ломает руки —

С калиной-девушкой в разлуке,

Плотица тянет плавники,

Где забияки-тростники