- Клюев Николай Алексеевич - Страница 39

По раскату — не ходок!

Я и этак, я и так,—

Упирается башмак.

На ту пору паренек

Подал девушке платок.

Я бахромчат плат брала,

Парню славу воздала:

«Ты откуль изволишь быть,

Чем тебя благодарить:

Золотою ли казной

Али пьяною гостьбой?»

Раскудрявич мне в ответ:

«Я по волости сосед:

Приурочил для тебя

Плат и вихоря-коня,

Сани лаковые,

Губы маковые».

<1912>

119

Горные сосны звучат,

Словно далекие трубы.

Буен лесной аромат,

Травы матеры и грубы.

Встречу — глухая тропа

Шлет вам извилины, дуги,

Черного гнома — попа,

Рыцаря в тяжкой кольчуге,

Стен одичалый гранит,

Крики всполошенной птицы...

Замок в ущелье стоит,

В небо вонзилися шпицы.

Треснула арка ворот,

Рвы поросли молочаем,

Здесь мы, без горьких забот,

Сказку любви скоротаем.

Сладок нам снов аромат,

Призраки древности любы,

Брачным органом звучат

Сосен нагорные трубы.

<1912>

120. Песнь утешения

Что вы, други, приуныли,

Закручинились о чем,

О безвестной ли могиле

Аль о рае золотом?

О житейском хлебе-соли,—

Изобильном животе

Аль от мук гвоздиной боли

На невидимом кресте?

Запеклися кровью губы,

Жизнь иссякла в телесах...

Веют ангельские трубы

В громкозвучных небесах.

Пробудитесь, светы-други,

Иисусовы птенцы,

Обрядитеся в кольчуги,

Навострите кладенцы!

Град наш сумрачною тучей

Обложила вражья рать:

Кто прекрасней и могучей

Поединок зачинать?

Победительные громы

До седьмых дойдут небес,

Заградит твердынь проломы

Серафимских копий лес!

Что, собратья, приуныли,

Оскудели моготой?

Расплесните перья крылий,

Просияйте молоньёй,

Красотой затмите зори,

Славу звезд, луны чертог,

Как бывало на Фаворе

У Христовых чистых ног.

<1912>

121—123. Радельные песни

1

Ах вы, други — полюбовные собратья,

Обряжайтеся в одёжу — в цветно платье.

Снаряжайтесь, умывайтеся беленько,

Расцвечайтеся, как зорюшка, аленько,

Укрепитеся, собратья, хлебом-солью,

Причаститеся незримой Агнчей кровью!

Как у нас ли, други, ныне радость:

Отошли от нас болезни, смерть и старость.

Стали плотью мы заката зарянее,

Поднебесных облак-туч вольнее.

Разделяют с нами брашна серафимы,

Осеняют нас крылами легче дыма,

Сотворяют с нами знамение-чудо,

Возлагают наши душеньки на блюдо.

Дух возносят серафимы к Саваофу,

Телеса на Иисусову Голгофу.

Мы в раю вкушаем ягод грозди,

На земле же терпим крест и гвозди.

Перебиты наши голени и ребра...

Ей, гряди ко стаду, Пастырь добрый!

<1912>

2

Мне сказали — Света век не видать, —

Белый Светик и поныне во глазах.

Я возьму каленовострую стрелу,

На полете звонкоперой накажу:

«Не кровавь, стрела зубчата, острия,

Ни о зверя, ни о малого червя».

Не послушалась каленая меня,

Полетела за туманные моря.

За морями синий камешек лежит,

Из-под камня быстра реченька бежит,

Вдоль по речке лебедь белая плывет,

Выше берега головушку несет,

Выше леса крылья взмахивает,

На себя водицу вспляскивает.

Угодила звонкоперая стрела

В жилу смертную лебяжьего крыла.

Дрогнул берег, зашаталися леса,

Прокатилися по взгорьям голоса:

«Ныне, други, сочетался с братом брат,

С белой яблоней — зеленый виноград!»

<1912>

3

Ты взойди, взойди, Невечерний Свет,

С земнородными положи завет!

Чтоб отныне ли до скончания

Позабылися скорби давние,

Чтоб в ночи душе не кручинилось,

В утро белое зла не виделось,

Не желтели бы травы тучные,

Ветры веяли б сладкозвучные,

От земных сторон смерть бежала бы,

Твари дышущей смолкли б жалобы.

Ты взойди, взойди, Невечерний Свет, —