- Клюев Николай Алексеевич - Страница 62

На улицу баб не пускайте,

Ребят на воронец —

Дочуять песни конец,

На лежанку старух,

Чтоб голос не тух!

Господи, благослови,

130 Царь Давид, помоги,

Иван Богослов,

Дай басеньких слов,

В подъязычный сустав

Красных погрецов-слав,

А с того, кто скуп,

Выпеть денежек рубь!..

* * *

Тысчу лет живет Макоша-Морок,

След крадет, силки за хвоей ставит,

Уловляет души человечьи,

140 Тысчу лет и Лембэй пущей правит,

Осенщину-дань сбирая с твари:

С зайца — шерсть, буланый пух — с лешуги,

А с осины — пригоршню алтынов,

Но никто за тысчу зим и вёсен

Не внимал напеву Паскараги!

Растворила вещая Планида,

Словно складень, камень несекомый,

И запела ангельская птица,

О невзгоде Русь оповещая:

150 Первый зык дурманней кос девичьих

У ручья знобяник-цвет учуял, —

Он поблек, как щеки ненаглядной

На простинах с воином-зазнобой, —

Вещий знак, что много дроль пригожих

На Руси без милых отдевочат.

Зык другой, как трус снегов поморских,

Как буланый свист несметных сабель,

Когда кровь, как жар в кузнечном горне,

Вспучив скулы, Ярость раздувает,

160 И с киркою Смерть-кладоискатель

Из сраженных души исторгает.

Третий

зык, как звон воды в купели,

Когда Дух на первенца нисходит,

В двадцть лет детину сыном дарит,

Молодицу ж горлинку — в семнадцать.

Водный звон учуял старичище

По прозванью Сто Племен в Едином,

Он с полатей зорькою воззрился

И увидел рати супостата. —

170 Прогуторил старый: «Эту погань,

Словно вошь на гаснике, лишь баней,

Лютым паром сжить со света можно...»

Черпанул старик воды из Камы,

Черпанул с Онеги ледовитой,

И, дополнив ковш водой из Дона,

Три реки на каменку опружил.

Зашипели Угорские плиты,

Взмыли пар Уральские граниты,

Валуны Валдая, Волжский щебень

180 Навострили зубья, словно гребень,

И, как ельник, как над морем скалы,

Из-под камней сто племен восстало...

* * *

Сказ?нец — не бабье мотовило,

Послесловье ж присловьем не станет,

А на спрос: «откуль» да «что впоследки»

Нам програет Кува — красный ворон;

Он гнездищем с Громом поменялся,

Чтоб снести яйцо — мужичью долю.

<1915>

229

Луговые потемки, омежки, стога,

На пригорке ракита — сохачьи рога,

Захлебнулась тальянка горючею мглой,

Голосит, как в поминок семья по родной:

«Та-ля-ля, та-ля-ля, ти-ли-ли.

Сенокосные зори прошли,

Август-дед, бородища снопом,

Подарил гармониста ружьем.

Эх-ма, старый, не грызла б печаль,

Да родимой сторонушки жаль.

Чует медное сердце мое,

Что погубит парнюгу ружье,

Что от пули ему умереть,

Мне ж поминные приплачки петь!..»

Луговые потемки как плат;

Будет с парня пригожий солдат,

Только стог-бородач да поля

Не услышат ночного «та-ля»...

Медным плачем будя тишину,

Насулила тальянка войну.

<1915>

230

Месяц — рог олений,

Тучка — лисий хвост.

Полон привидений

Таежный погост.

В заревом окладе

Спит Архангел Дня.

В Божьем вертограде

Не забудь меня.

Там святой Никита,

Лазарь — нищим брат.

Кирик и Улита

Страсти утолят.

В белом балахонце

Скотий врач — Медост...

Месяц, как оконце,

Брезжит на погост.

Темь соткала куколь

Елям и бугру.

Молвит дед: «Не внука ль

Выходил в бору?»

Я в ответ: «Теперя

На пушнину пост,

И меня, как зверя,

Исцелил Медост».

<1915>

231. Рожество избы

От кудрявых стружек пахнет смолью,

Духовит, как улей, белый сруб.

Крепкогрудый плотник тешет колья,

На слова медлителен и скуп.

Тёпел паз, захватисты кокоры,

Крутолоб тесовый шоломок.

Будут рябью писаны подзоры

И лудянкой выпестрен конёк.

По стене, как зернь, пройдут зарубки:

Сукрест, лапки, крапица, рядки,

Чтоб избе-молодке в красной шубке

Явь и сонь мерещились — легки.

Крепкогруд строитель-тайновидец,

Перед ним щепа как письмена:

Запоет резная пава с крылец,

Брызнет ярь с наличника окна.

И когда очёсками кудели

Над избой взлохматится дымок —

Сказ пойдет о красном древоделе