- Клюев Николай Алексеевич - Страница 63

По лесам, на запад и восток.

Между 1915 и 1917

232. Вешний Никола

Как лестовка, в поле дорожка,

Заполье ж финифти синей.

Кручинюсь в избе у окошка

Кручиной библейских царей.

Давид убаюкал Саула

Пастушеским красным псалмом,

А мне от елового гула

Нет мочи ни ночью, ни днем.

В тоске распахнула оконце —

Всё пр&зелень хвой да рябь вод.

Глядь, в белом худом балахонце,

По стежке прохожий идет.

Помыслила: странник на Колу,

Подпасок иль Божий бегун,

И слышу: «Я Вешний Никола», —

У ела дней сказительных струн.

Былб мне виденье, сестрицы,

В сне тонцем, под хвойный канон,—

С того ль гомонливы синицы,

Крякуши и гусь-рыбогон.

Плескучи лещи и сороги

В купели финифтяных вод...

«Украшенны вижу чертоги»,—

Верб4-клирошанка поет?

Между 1915 и 1917

233

Галка-староверка ходит в черной ряске,

В лапотках с оборой, в сизой подпояске.

Голубь в однорядке, воробей в сибирке,

Курица ж в салопе — клёваные дырки.

Гусь в дубленой шубе, утке ж на задворках

Щеголять далося в дедовских опорках.

В галочьи потемки, взгромоздясь на жёрдки,

Спят, нахохлив зобы, курицы-молодки,

Лишь петух-кудесник, запахнувшись в саван,

Числит звездный бисер, чует травный ладан.

На погосте свечкой теплятся гнилушки,

Доплетает леший лапоть на опушке,

Верезжит в осоке проклятый младенчик...

Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик.

У зари нарядов тридевять укладок...

На ущербе ночи сон куриный сладок:

Спят монашка-галка, воробей-горошник...

Но едва забрезжит заревой кокошник —

Звездочет крылатый трубит в рог волшебный:

«Пробудитесь, птицы, пробил час хвалебный,

И пернатым брашно, на бугор, на плёсо,

Рассыпает солнце золотое просо!»

Между 1915 и 1917

234

Тучи, как кони в ночном,

Месяц — грудок пастушонка.

Вся поросла ковылем

Божья святая сторонка.

Только и русла, что шлях —

Узкая, млечная стежка.

Любо тебе во лесях,

В скрытной избе, у окошка.

Светит небесный грудок

Нашей пустынной любови.

Гоже ли девке платок

Супить по самые брови?

Пб сердцу ль парню в кудрях

Никнуть плакучей ракитой?

Плыть бы на звонких плотах

Вниз по Двине ледовитой.

Чуять, как сказочник-руль

Будит поддонные были.

Много б Устёш и Акуль

Кудри мои полонили.

Только не сбыться тому,—

Берег кувшинке несносен...

Глянь-ка, заря бахрому

Весит на звонницы сосен.

Прячется карлица-мгла

То за ивняк, то за кочку...

Тысяча лет протекла

В эту пустынную ночку.

Между 1915 и 1917

235

Дует зимник, кренит ели,

Плещет теменью в окно.

И надрывнее метели

Верезжит веретено.

Неприветное жилище —

Тени, пряха, каганец...

Где ты, витязь-старичище,

Княжья племени отец?

Длятся сумерки... Поляны,

Волчий след да бор кругом...

Княженецкие курганы

Муравеют ковылем.

<1916>

236

Льнянокудрых тучек бег —

Перед вёдреным закатом.

Детским телом пахнет снег,

Затененный пнем горбатым.

Луч — крестильный образок

На валежину повешен,

И ребячий голосок

За кустами безутешен.

Под березой зыбки скрип,

Ельник в маревных пеленках...

Кто родился иль погиб

В льнянокудрых сутемёнках?

И кому, склонясь, козу

Строит зорька-повитуха?..

«Поспрошай куму-лозу»,—

Шепчет пихта, как старуха.

И лоза, рядясь в кудель,

Тайну светлую открыла:

«На зарянке я апрель

В снежной лужице крестила».

<1916>

237. Слезный плат

Не пава перо обронила,

Обронила мать солдатская платочек,

При дороженьке слезный утеряла.

А и дождиком плата не мочит,

Подкопытным песком не заносит...

Шел дорогой удалый разбойник,

На платок, как на злато, польстился —

За корысть головой поплатился.