- Клюев Николай Алексеевич - Страница 81

Русской совестью светлее серебра.

Изреките ж песнослову-мужику,

Где дорога к скоморошью теремку,

Где тропиночка в боярский зелен сад, —

Там под вишеньем зарыт волшебный клад —

Ключ от песни всеславянской и родной,

Что томит меня дремучею тоской...

Аль взаправду успокоился Садко,

Князь татарский с полонянкой далеко,

Призакрыл их след, как саваном, ковыль,

Источили самогуды ржа да пыль,

И не выйдет к нам царевна в жемчугах,

С речью пряничной на маковых губах?

Ой вы, други — белы соколы,

Лихо есть, да бродит около, —

Ключ от песни недалёконько зарыт —

В сердце жаркое пусть каждый постучит:

Если в сердце золотой щемящий звон,

То царевна шлет вам солнечный поклон;

Если ж в жарком плещут весла-якоря,

То Садко наш тешит водного царя.

Русь нетленна, и погостские кресты —

Только вехи на дороге красоты!

Сердце, сердце, русской удали жилье,

На тебя ли ворог точит лезвие,

Цепь кандальную на кречета кует,

Чтоб не пело ты, как воды в ледоход,

Чтобы верба за иконой не цвела,

Не гудели на Руси колокола,

И под благовест медовый в вешний день

Не приснилось тебе озеро Ильмень,

Не вздыхало б ты от жаркой глубины:

Где вы, вещие Бояновы сыны?

<1917>

296. Молитва солнцу

Солнышко-светик! Согрей мужика...

В сердце моем гробовая тоска.

Братья мои в непомерном бою

Грудь подставляют штыку да огню.

В бедной избе только холод да труд,

Русские реки слезами текут!

Пятеро нас, пять червлёных щитов

Русь боронят от заморских врагов:

Петра, Ляксандра, кудрявич Митяй,

Федя-орленок да я — Миколай.

Старший братан, как полесный медведь,

Мял, словно лыко, железо и медь;

Братец Ляксандр — бородища снопом,

Пахарь Господний, вскормленный гумном.

Митя-кудрявич, волосья как медь,

Ангелом стал у небесных ворот —

Рана кровавая точит лучи.

Сам же светлее церковной свечи,

Федюшка-светик осьмнадцать годов

Сгиб на Карпатах от вражьих штыков.

Сказывал взводный: «Где парень убит,

Светлой слезинкой лампадка горит».

В волость бумага о смерти пришла,

Мать о ту пору куделю пряла,

Нитка порвалась... Куделя, как кровь...

Много на нашем погосте крестов!

Новый под елью, как сторож, стоит,

Ладаном ель над родимым кадит.

Петрова баба, что лебедь речной,

Косы в ладонь, сарафан расшитой,

Мужа кончину без слез приняла,

Только свечу пред божницей зажгла.

Ночью осенней, под мелким дождем,

Странницей-нищей ушла с посошком...

Бают крещеные: «В дальнем скиту

Схимница есть, у святых на счету,

Поступь лебяжья, а схима по бровь...»

Ой, велика ты мужичья любовь!

Солнышко-светик! Согрей мужика!

Русская песня, что Волга-река —

Катится в море, где пена да синь...

Песне моей не сказать ли «аминь?»

Русь не вместить в человечьи слова:

Где ты, небес громовая молва,

Гул океана и гомон тайги?!..

Сердце свое, человек, береги!

Озеро-сердце, а Русь, как звезда,

В глубь его смотрит всегда!

<1917>

297. Сказ грядущий

Кабы молодцу узорчатый кафтан,

На сапожки с красной опушью сафьян,

На порты бы мухояровый камлот —

Дивовался бы на доброго народ.

Старики бы помянули старину,

Бабки — девичью, зеленую весну,

%<г Мужики бы мне-ка воздали поклон:

«Дескать, в руку был крестьянский дивный сон,

Будто белая престольная Москва

Не опальная кручинная вдова...»

В тихом Угличе поют колокола,

Слышны клекоты победного орла:

Быть Руси в златоузорчатой парче,

Как пред образом заутренней свече!

Чтобы девичья умильная краса

Не топталась, как на травушке роса,

Чтоб румяны были зори-куличи,

Сытны варева в муравчатой печи,

Чтоб родная черносошная изба

Возглашала бы, как бранная труба:

«Солетайтесь, белы кречеты, на пир,

На честнбе рукобитие да мир!»

Буй-Тур Всеволод и Темный Василько,

С самогудами Чурило и Садко,

Александр Златокольчужный, Невский страж,

И Микулушка — кормилец верный наш,

Радонежские Ослябя, Пересвет —

Стяги светлые столетий и побед!

Не забыты вы народной глубиной,

Ваши облики схоронены избой,

Смольным бором, голубым березняком,

Призакрыты алым девичьим платком!..

Тише, Волга, Днепр Перунов, не гуди —

Наших батырей до срока не буди!

<1917>